|
Я сел, и в это время что-то качнулось у меня в голове, точно гирька от глаз куклы, и ударило меня изнутри по глазам. Ногам стало тепло и мокро, и башмаки стали теплые и мокрые внутри. Я понял, что ранен, и наклонился и положил руку на колено. Колена не было. Моя рука скользнула дальше, и колено было там, вывернутое на сторону. Я вытер руку о рубашку, и откуда-то снова стал медленно разливаться белый свет, и я посмотрел на свою ногу, и мне стало очень страшно. "Господи, - сказал я, - вызволи меня отсюда!" Но я знал, что должны быть еще трое. Шоферов было четверо. Пассини убит. Остаются трое. Кто-то подхватил меня под мышки, и еще кто-то стал поднимать мои ноги. --------------------------------------- (1) Спаси тебя бог, Мария (итал.). (2) Носилки! (итал.) - Должны быть еще трое, - сказал я. - Один убит. - Это я, Маньера. Мы ходили за носилками, но не нашли. Как вы, tenente? - Где Гордини и Гавуцци? - Гордини на пункте, ему делают перевязку. Гавуцци держит ваши ноги. Возьмите меня за шею, tenente. Вы тяжело ранены? - В ногу. А что с Гордини? - Отделался пустяками. Это была мина. Снаряд из миномета. - Пассини убит. - Да. Убит. Рядом разорвался снаряд, и они оба бросились на землю и уронили меня. - Простите, tenente, - сказал Маньера. - Держитесь за мою шею. - Вы меня опять уроните. - Это с перепугу. - Вы не ранены? - Ранены оба, но легко. - Гордини сможет вести машину? - Едва ли. Пока мы добрались до пункта, они уронили меня еще раз. - Сволочи! - сказал я. - Простите, tenente, - сказал Маньера. - Больше не будем. В темноте у перевязочного пункта лежало на земле много раненых. Санитары входили и выходили с носилками. Когда они, проходя, приподнимали занавеску, мне виден был свет, горевший внутри. Мертвые были сложены в стороне. Врачи работали, до плеч засучив рукава, и были красны, как мясники. Носилок не хватало. Некоторые из раненых стонали, но большинство лежало тихо. Ветер шевелил листья в ветвях навеса над входом, и ночь становилась холодной. Все время подходили санитары, ставили носилки на землю, освобождали их и снова уходили. Как только мы добрались до пункта, Маньера привел фельдшера, и он наложил мне повязку на обе ноги. Он сказал, что потеря крови незначительна благодаря тому, что столько грязи набилось в рану. Как только можно будет, меня возьмут на операцию. Он вернулся в помещение пункта. Гордини вести машину не сможет, сказал Маньера. У него раздроблено плечо и разбита голова. Сгоряча он не почувствовал боли, но теперь плечо у него онемело. Он там сидит у одной из кирпичных стен. Маньера и Гавуцци погрузили в свои машины раненых и уехали. |
