Мир представлялся ему совсем таким же, каким он представлялся ему
тогда, когда мать еще водила его гулять за ручку. Он родился священником и
вырос священником. Когда он обнаруживал перед Тэзою грубое неведение жизни,
та поражалась и, пристально поглядев на него, замечала вслух со странной
усмешкой, что он "достойный братец барышни Дезире". За всю жизнь ему
довелось испытать только одно потрясение своей стыдливости. Это было в
последние полгода его пребывания в семинарии, на полдороге между диаконатом
и саном священника. Ему дали прочесть сочинение аббата Кессона, ректора
семинарии в Валенсе: "De rebus venereis ad usum confes-sariorum" 1. Он
окончил его чтение с ужасом и рыданиями. Эта ученая казуистика порока,
выставлявшая напоказ всю человеческую мерзость и доходившая до описания
самых чудовищных и противоестественных страстей, своей отвратительной
грубостью оскорбила целомудрие его тела и духа. Он почувствовал себя навеки
оскверненным, как новобрачная, только что посвященная во все неистовства
любви. Он роковым образом возвращался к этим постыдным вещам всякий раз, как
исповедывал. Если темнота догматов, обязанности священнического сана, полный
отказ от собственной воли, если все это оставляло дух его ясным и счастливым
в сознании того, что он --только дитя божье, то, помимо своей воли, он
испытывал некое волнение плоти от тех непристойностей, до которых ему
приходилось касаться; где-то в глубине своего существа он смутно ощущал
какое-то несмываемое пятно, которое когда-нибудь могло вырасти и покрыть его
грязью.
Вдалеке, за Гарригами, всходила луна. Аббата сжигала лихорадка. Он
открыл окно и облокотился на подоконник, подставляя лицо ночной свежести. Он
хорошенько не знал, в какой именно час его охватило недомогание, однако
отчетливо помнил, что поутру, служа обедню, он был совершенно покоен и
здоров. Должно быть, он заболел позднее, то ли от долгого пребывания на
солнцепеке, то ли под дрожащими деревьями сада Параду, то ли в духоте
владений Дезире. И он пережил в мыслях весь день.
Прямо перед ним простиралась обширная равнина, казавшаяся под бледными
косыми лучами луны еще мрачнее, чем обычно. Тощие оливковые и миндальные
деревья серели пятна
' "О делах любовных -- для сведения исповедников" (лат.)
ми среди нагромождения высоких утесов, вплоть до темной линии холмов на
горизонте. Из тьмы выступали неясные тени-- изломанные грани гор, ржавые
болота, в которых отражались казавшиеся красными звезды, белые меловые
склоны, походившие на сброшенные женщиной одежды, открывавшие ее тело,
погруженное во мрак и дремавшее в углублениях почвы. Ночью эта пылающая
земля казалась охваченной какой-то странной страстью. Она спала,
разметавшись, изогнувшись, обнажившись, широко раскинув свои члены. |