Я пришел сюда
для того, чтобы ты положила мне ее под голову.
-- Милый Серж,-- проговорила Альбина,-- ты, должно быть, очень страдал?
-- Страдал? Да, да, но это было так давно... Я плохо спал и все видел
страшные сны. Если бы я мог, я бы тебе все рассказал.
-- На мгновение он закрыл глаза и с большим усилием что-то припоминал.
-- Нет, все потонуло во мраке,-- прошептал он.-- Как странно! Как будто
я возвращаюсь из долгого путешествия. И даже не знаю, откуда. У меня была
жестокая лихорадка, горячка так и разливалась по жилам... Вот, вот, помню!
Все тот же кошмар. Меня заставляли ползать по бесконечному подземелью. Когда
мне было особенно больно, подземный ход вне-
запно обрывался непроходимой стеной; куча мелких камней падала со
сводов, стены сдвигались, и я задыхался от ярости, что не могу пройти; я
вступал в борьбу с препятствиями, начинал работать ногами, кулаками,
головой, приходя в отчаяние от того, что мне никогда не удастся пробиться
сквозь груду обломков, все время выраставшую передо мной... А потом, иной
раз, стоило мне только дотронуться до нее пальцем, как все исчезало. И я
свободно шагал по расширенному проходу, страдая лишь от усталости после
пережитого волнения. Альбина приложила было руку к его рту.
-- Нет, говорить мне не трудно. Видишь ли, скажу тебе на ушко: мне
кажется, что я только думаю, а ты меня уже понимаешь... Самое забавное, что
когда я шел по подземелью, я меньше всего помышлял о том, чтобы возвратиться
назад. Нет, я все пробивался упрямо вперед, хотя и понимал, что нужны
тысячелетия, чтобы расчистить один-единственный из этих обвалов... То была
роковая задача, которую я должен был выполнить под страхом величайших бед.
Колени коченели, лоб упрямо бился о скалу, и у меня было мучительное
сознание, что я должен трудиться изо всех сил, чтобы как можно быстрее
продвигаться вперед. Но куда?.. Не знаю, не знаю...
Он закрыл глаза, силясь припомнить. Потом сделал беспечную гримасу,
вновь прижался щекой к руке Альбины, засмеялся и сказал:
-- Нет! Это глупо, я просто ребенок!
Но молодая девушка, желая убедиться в пределах своей власти над ним,
стала его расспрашивать, подводя к тем смутным воспоминаниям, которые он сам
пытался у себя вызвать. А он ничего не мог припомнить и был каким-то
блаженным младенцем. Ему казалось, что он только вчера родился.
-- О, я еще недостаточно силен,--сказал он.--Видишь ли, первое, что я
припоминаю,-- это постель, которая жгла мне все тело; голова моя лежала на
подушке, будто на пылающих угольях; ноги непрерывно терлись друг о друга и
тоже горели... О, как мне было худо! Казалось, все мое тело подменили,
изнутри все вынули, точно унесли в починку сломанный механизм...
При этих словах он снова засмеялся и продолжал:
-- О, я буду теперь совсем иной! Славно меня очистила болезнь. |