Изменить размер шрифта - +
.. Но о
чем ты меня спрашивала? Нет, там никого не было... Я  мучился в одиночестве,
в  глубине какой-то черной норы. Никого, никого! И по ту сторону --  ничего,
ничего не  видно...  Хочешь,  я буду твоим  ребенком! Ты станешь учить  меня
ходить.  Сейчас  я  вижу  только  тебя! Все  остальное  меня  совершенно  не
интересует. Говорю тебе, что больше я про себя ничего не помню. Я пришел, ты
взяла меня.-- вот и все.

     Потом, успокоившись и ласкаясь к ней, он прибавил:
     _ Твоя рука сейчас теплая и хорошая, как солнышко... Давай-ка помолчим.
Я буду греться.
     В  большой  комнате  с  голубого  потолка  струилась  трепетная тишина.
Спиртовка погасла; из чайника выходила струйка пара, становясь все  тоньше и
тоньше.  Альбина  и  Серж, положив  головы  рядом  на  подушку,  глядели  на
коленкоровые занавеси "у окон. Особенно пристально смотрел  на  этот бледный
источник света Серж.  Его взгляд купался в  притушенном сиянии дня,  как раз
соразмерном с его слабыми силами выздоравливающего.  За более желтой и яркой
частью  коленкора  он  угадывал  солнце,  и  уже  одно  это  было  для  него
целительно. Издали  доносился шумный  шорох листвы;  в правом окне отчетливо
рисовалась  зеленоватая  тень какой-то длинной ветви; мысль, что от него так
близко этот лес, волновала больного.
     --  Хочешь,  я  открою штору? -- спросила Альбина, которая  неправильно
истолковала его пристальный взгляд.
     -- Нет, нет,-- поспешно ответил Серж.
     -- Погода хорошая, увидишь солнце. Увидишь деревья.
     -- Нет, умоляю тебя... Ничего оттуда,  снаружи, мне не нужно. Ветка,  и
та меня утомляет: она движется, растет, точно живая... Оставь мне твою руку,
я засну. Все вокруг посветлело... Как хорошо!
     И  он  уснул сном праведника. Альбина  стерегла  его  и  своим дыханием
навевала прохладу ему на лицо.
II
     На  другой  день  погода испортилась:  полил дождь. Сержа  снова трясла
лихорадка; он провел мучительный день и пролежал, с отчаянием устремив глаза
на оконные занавеси, через которые проникал только  пепельно-серый, тусклый,
неприятный  свет. Серж не ощущал за шторой солнца, он искал ту тень, которой
накануне так страшился, ту длинную ветку, которая, сама исчезнув в свинцовой
пелене ливня, казалось,  унесла  вместе с собою весь лес. К вечеру, в легком
бреду, он с рыданьем закричал Альбине, что солнце умерло, что он слышит, как
все небо,  вся  природа  оплакивают гибель лучезарного светила. Ей  пришлось
утешать его, как ребенка,  обещая,  что солнышко вернется и она ему  подарит
его. Вместе с солнцем он оплакивал и растения. Семена, должно быть, страдают
под землей, ожидая света. У них тоже свои кошмары. Им, наверно, чудится, что
они ползут подземным ходом, прерываемым обвалами, и яростно борются за право
выйти  на солнечный свет.  Затем его рыдания  стали тише, и он стал уверять,
что зима -- болезнь

     земли; он же умрет вместе с землею, если весна их обоих не исцелит.
     Еще  целых три  дня  стояла ужасная погода.
Быстрый переход