В отличие от меня, Гутмахер пораженного болезнью человека не жалел и смотрел волком и в его сторону. Я понимал его оскорбленные мужские и национальные чувства и не пытался переубедить. Меня же эпитет «лох» нимало не задел. В конце концов, «лох» на «офенском языке», жаргоне карманников и коробейников XIX века, означал всего-навсего «крестьянин», а понятие «засранец» - все социальные категории, стоящие ниже генеральской в общественной иерархии.

    Пока я философски осмыслял происходящее, в комнату вошел военный, вероятно, врач, как и все задействованные в «спецоперации», в камуфляже, но с медицинской сумкой через плечо, и с ним два солдата с носилками. Врач склонился над мычащим блюстителем нашего пресловутого правопорядка и, не предпринимая никаких поспешных действий, приказал санитарам грузить больного на носилки.

    Санитары, ничтоже сумняшеся, перекатили бессознательного пациента на носилки и понесли к выходу вперед ногами.

    -  А ну, стойте, вы чего делаете, он еще живой! - закричал на них врач.

    -  Мы откуда знаем, кто живой, кто нет, - огрызнулся один из санитаров. - Предупреждать нужно!

    -  Чего, сами без глаз! - беззлобно ругнулся военврач.

    Санитары опустили носилки на пол и, развернувшись в гостиной, больного из дома вынесли, как положено.

    -  Вот так проходит мирская слава! - заключил я сентенцией эту грустную процедуру. - Интересно, что с ним случилось?

    -  Инсульт, - кратко поставил диагноз Гутмахер.

    -  А ты, Арик, откуда знаешь? - заинтересовалась Ольга.

    -  Догадался. Не будет оскорблять порядочных женщин, - пробурчал себе под нос Аарон Моисеевич.

    Мне такое замечание не понравилось и, сопоставив его поведение перед началом гипертонического криза и тем, что генерал начал падать уже спустя несколько секунд после того, как Гутмахер в сердцах дернул какой-то рычаг, я призадумался. Тем более, что за время нашего тесного контакта образ чудака-ученого, нищего, непризнанного гения в моих глазах значительно трансформировался в другое, пока непонятное качество.

    -  Можно уже выходить? - поинтересовалась Ольга, когда скорбная процессия миновала двор и скрылась за воротами.

    -  Боюсь, Олюшка, что нет. На нас, скорее всего, устроят засаду. Но ты не огорчайся, мы здесь вполне комфортабельно устроимся.

    -  Ой, правда, опять идут! - почти с восторгом закричала девушка, указывая на трех молодцов, гуськом шедших в сторону дома. - Они что, и есть засада?!

    Интересно, почему женщины, когда хотят показаться женственными и наивными, изображают из себя идиоток? Может быть, из благородных побуждений, давая шанс мужчинам продемонстрировать несуществующую мудрость?

    Мы, между тем, любовались, как три оперативника, не очень чинясь, вошли в дом. Первым делом они разошлись по комнатам и все там осмотрели, потом собрались в гостиной. Это были крепкие ребята в штатском.

    -  Надолго нас сюда? - поинтересовался один из них, устраиваясь на диване.

    -  Кто его знает, - откликнулся второй. - Тебе-то что, поживем здесь, поди, хило! Я хоть отосплюсь, а то совсем замотался.

    -  Я что-то не понял, кого мы будем пасти? Все чего-то темнят…

    -  Говорят, вроде террористов.