Сударь! Сударь! - окликнула его маленькая Памела.
Девочка не лишена была сообразительности и поняла, что три женщины вместе не должны встречаться на квартире холостяка.
- Ладно, ладно! - отмахнулся журналист, увлекая Дину.
Тогда Памела подумала, что эта незнакомая дама, наверно, родственница; все же она добавила:
- Ключ в дверях. Там матушка вашей невесты. Смущенному Этьену сквозь поток фраз, которыми осыпала его г-жа де ла Бодрэ, послышалось: “Там моя матушка” - единственное, вполне возможное для него обстоятельство - и он вошел. Его невеста и теща, находившиеся в это время в спальне, забились в уголок, увидев Этьена с какой-то женщиной.
- Наконец-то, мой Этьен, мой ангел, я твоя на всю жизнь! - вскричала Дина, бросаясь ему на шею и крепко его обнимая, пока он запирал дверь. - В этом замке Анзи моя жизнь была беспрерывной мукой, я больше не могла терпеть, и когда пришло время объявить о том, что составляет мое счастье, у меня на это не хватило сил. И вот я здесь.., твоя жена, мать твоего ребенка! О! Не написать мне ни разу! Два месяца держать меня в неизвестности!..
- Но, Дина, ты ставишь меня в затруднительное положение...
- Ты любишь меня?..
- Как тебя не любить?.. Но не лучше ли было остаться в Сансере?.. Я нахожусь в величайшей нужде и боюсь, что тебе придется ее разделить...
- Твоя нужда будет рай для меня. Я хочу жить здесь и никогда не расставаться с тобой...
- Бог мой, это хорошо на словах, но...
Услышав эту фразу, сказанную резким тоном, Дина села и залилась слезами. Лусто не мог устоять перед таким взрывом отчаяния; он сжал ее в объятиях и поцеловал.
- Не плачь, Дидина! - воскликнул он. Произнося эти слова, фельетонист вдруг увидел в зеркале призрак г-жи Кардо, смотревший на него из глубины комнаты.
- Ну-ну, Дидина, пойди с Памелой, присмотри сама, как там выкладывают твои чемоданы, - сказал он ей на ухо. - Иди, не плачь, мы будем счастливы.
Он проводил ее до дверей и вернулся к супруге нотариуса, чтобы отвратить грозу.
- Сударь, - сказала ему г-жа Кардо, - я поздравляю себя с тем, что пожелала собственными глазами поглядеть, как-то живет тот, кто должен был стать моим зятем. Моя Фелиси не будет женой такого человека, как вы, даже под угрозой смерти. Вы обязаны думать о счастье вашей Дидины, сударь.
И ханжа удалилась, уводя за собой Фелиси, которая тоже плакала, потому что уже успела привыкнуть к Лусто. Ужасная г-жа Кардо уселась в свой экипаж, не сводя дерзкого взгляда с бедной Дины, которую, как нож в сердце, ударила фраза: “Это хорошо на словах”, но, как и все любящие женщины, она, тем не менее, верила ласковому: “Не плачь, Дидина!"
Лусто, не лишенный своего рода решимости, выработанной случайностями его тревожной жизни, сказал себе:
"Дидина благородна; узнав о моей женитьбе, она пожертвует собой ради моего будущего, а я-то уж сумею ее подготовить”.
И в восторге, что придумал хитрость, успех которой казался ему обеспеченным, он стал приплясывать, напевая на известный мотив: “Тра-ля-ля-ля! Ля!” “А как только спроважу Дидину, - продолжал он разговаривать сам с собой, - пойду с визитом к мамаше Кардо и наговорю ей с три короба: будто я соблазнил ее Фелиси в день святого Евстахия.., будто Фелиси, согрешившая из любви ко мне, носит под сердцем залог нашего счастья, и.., ля-ля-ля-ля! Отец не сможет уличить меня во лжи.., ля, ля. |