Муха с подозрением посмотрел на него, принюхался и ответил:

– Обыкновенная телепатия.

Матти Мюйр жил в Старом городе в доме постройки начала века с кариатидами и лепниной по фасаду, с круглыми сквозными арками. Дверь его квартиры выходила в одну из арок. К ней вели три каменные ступеньки. Сама дверь была обита обычным коричневым дерматином, но, когда Томас назвал себя в микрофон и предъявил свою физиономию глазку миниатюрной телекамеры, раздалось гудение и тугое клацанье, из чего явствовало, что дверь не только металлическая, но и снабжена электроприводом, как в банковских сейфах.

Отставной кагэбэшник заботился о своей безопасности.

Еще подъезжая к дому, мы по мобильнику получили сообщение от Артиста, что Юрген Янсен покинул дом Мюйра минут сорок назад и обстановка вокруг дома нормальная. Его тачку мы не заметили, хотя она должны была находиться где‑то поблизости, потому что уверенный съем информации с чипа, который я переправил в жилище Мюйра с помощью розы, мог осуществляться с расстояния не больше трехсот метров.

«Двушку» Томаса мы оставили в соседнем переулке, Мухе я приказал контролировать ситуацию снаружи, а сам вошел вслед за Томасом в обиталище старого паука.

Мюйр встретил нас на пороге прихожей. Он был в белой крахмальной рубашке и в свободном джемпере. Чувствовалось, что день у него был не из легких и возраст все‑таки давал о себе знать. Небольшим пультом вроде телевизионного он заблокировал дверь, сухо предложил:

– Раздевайтесь, молодые люди.

Томас решительно отказался:

– Не стоит, господин Мюйр, мы спешим.

Я не понял, куда мы спешим, Мюйр этого тоже не понял, но не стал настаивать. Он провел нас в просторную комнату, которая казалась небольшой из‑за пятиметрового потолка. Довольно крутая деревянная лестница с перилами вела вверх, в другую комнату, низкую, под одним потолком с первой. Я сообразил, что эта вторая комната располагалась над аркой дома, из которой был вход в квартиру.

Когда я вез Мюйра домой, он рассказал, что уже лет двадцать живет один, а его хозяйство ведет русская молодая пара, дворники. Поэтому в квартире было чисто, все на своих местах. Но все это я отметил мимолетно, потому что основное мое внимание привлекла высокая хрустальная ваза на круглом столе. В вазе красовалась роза. Лучшее место для нее трудно было придумать.

Мюйр принес из кухни поднос с графином и тремя крошечными лафитничками.

– "Мартелем" я вас угостить не могу, но у меня есть кое‑что не хуже, – проговорил он, разливая по лафитничкам чайного цвета жидкость. – Это моя фирменная настойка.

Но Томас проявил твердость.

– Господин Мюйр, сначала дело. – Он выложил на стол пакет с долларами и развернул оберточную бумагу: – Ваши бабки. Ровно пятьдесят штук.

– Что ж, дело так дело.

Мюйр извлек из книжного шкафа серый кейс и раскрыл перед Томасом:

– Ваши купчие.

В кейсе действительно лежали три пачки гербовых бумаг, перевязанных шпагатом.

Что‑то не сходилось. Я был уверен, что Мюйр оставил купчие в банке. А снова съездить за ними он не мог, потому что к тому времени, когда он вернулся домой после прогулки по Тоомпарку, банк уже был закрыт.

– Вы спрашиваете себя, юноша, что я оставил в банке? – с суховатой усмешкой поинтересовался Мюйр. – Нечто гораздо более ценное, чем эти бумаги. Догадались?

– Подлинник завещания, – сказал я.

– Совершенно верно. Мы присутствуем при событии в некотором роде историческом. Прошлое соединяется с настоящим. Наследство Альфонса Ребане соединяется с его наследником. Но ключик от будущего держу в своих руках я. Проверили, друг мой?

– Да, – кивнул Томас. – Все в порядке.

– Тогда давайте посмотрим на ваши деньги.