– Есть «Джонни Уокер, блю лэйбл», – подсказал официант. – Лучше не бывает.

– Годится.

Когда заказ был выполнен, Кыпс взял стакан и с чувством произнес:

– За «Битву на Векше». Я ее проиграл. Так все думают. Нет, я ее выиграл! Фильм жив. Он жив вот здесь, в моей голове. Он есть факт мирового сознания. Он существует в ноосфере. Не изуродованный цензурой, не обгаженный пошлыми оценками черни. Вечная ему память! – заключил Кыпс и выпил. Но не так, как пьют в России. А так, как в Европе: сделал глоток и поставил стакан. – Столько труда пропало! Столько мучительных раздумий! Столько гениальных прозрений!

Сожаление о пропавших трудах не сочеталось с его ранее высказанным убеждением в том, что фильм существует в мировом сознании, но я посчитал, что указывать на это противоречие было бы нетактично. И даже, пожалуй, с моей стороны непорядочно, так как к переходу фильма непосредственно в мировое сознание, минуя стадию материальную, мы все‑таки имели непосредственное отношение.

– Вы действительно работали в архивах? – поинтересовался я, вспомнив выступление Кыпса на пресс‑конференции.

– Годы!

– И разыскивали свидетелей?

– Пытался. Никого не нашел. Из тех, кто воевал вместе с Альфонсом Ребане, не осталось никого. Всех расстреляли. Эту загадку я так и не смог разгадать. Была Русская освободительная армия генерала Власова. Кого‑то расстреляли, других посадили. А Эстонскую дивизию расстреляли всю. Почему? Там тоже были обманутые, принужденные воевать против русских. Давайте выпьем за Альфонса Ребане, господин Пастухов. Это была знаковая фигура века. Страшного века. Дьявольского века. Он так и останется в двадцатом веке. Теперь уже навсегда.

Кыпс выпил и только тут заметил, что к своему стакану я не притронулся.

– Почему вы не пьете, господин Пастухов? Не хотите пить за фашиста? Или не хотите пить с неудачником? Понимаю, боитесь заразиться. Да, неудача заразна. Я заразился ею от моего героя. Он был великим неудачником.

– Я за рулем, – нашел я простейшее из объяснений.

– Конечно, конечно. За рулем. Мы все за рулем, все, – сказал режиссер Кыпс. – Но куда мы рулим? Если бы знать!

Из кабинета администратора вышел Томас и остановился, высматривая меня. Черный целлофановый пакет с баксами был при нем. Что‑то в выражении его лица и в некоторой горделивости позы подсказало мне, что он не только уладил свои дела с толстяком, но и успел врезать.

– Извините, Март, мне нужно идти, – сказал я, опасаясь, что Томас не откажется от приглашения выпить и с Кыпсом, а это может иметь нежелательные последствия. Нас, конечно, наняли охранять его, а не воспитывать, но возиться с пьяным – удовольствие маленькое. Тем более когда была не исключена встреча с пассажирами черного джипа «мицубиси‑монтеро». А что‑то подсказывало мне, что встреча эта не будет мирной.

– Мне хотелось бы с вами поговорить, – добавил я. – Где я могу вас найти?

– Здесь, – сказал Кыпс. – Да, здесь. Я не педик. Но больше нигде я не могу показаться. В меня будут тыкать пальцами. А здесь ко мне не пристает никто. Мне иногда кажется, что голубые – это светлое будущее всего человечества.

Я прошел сквозь строй раздевающих меня взглядов и только на улице вновь почувствовал себя одетым.

Трудно, однако, быть девушкой в нашем мужском мире!

– Где вы пропадали? – сердито встретил нас Муха. – Эти, в «монтеро», забеспокоились. И знаешь, сколько их там? Шестеро! И все с пушками!

– Как ты об этом узнал? – удивился Томас.

Муха с подозрением посмотрел на него, принюхался и ответил:

– Обыкновенная телепатия.