Во всем этом заведении было что‑то либерально‑демократическое. Не в российском понимании, а в нормальном. Этому способствовала бесхитростность, с которой старый пакгауз превратили в место культурного досуга: отделили часть пространства кирпичной стеной, покрыли бетон пола кроваво‑красным линолеумом и на длинных шнурах навешали неярких ламп с жестяными абажурами.

Никогда раньше в таких местах мне бывать не приходилось, и в первый момент я слегка прибалдел.

– Ты не смотри, что они такие, – успокоил меня Томас. – Они хорошие ребята. Даже застенчивые. Как девушки. Если будут к тебе подходить, говори «нет». Или просто качай головой.

– Ты что, голубой? – напрямую спросил я.

– Нет, я нормальный. Мой знакомый работает здесь администратором.

Мы прошли в конец зала. Томас заглянул в какую‑то комнату и сказал мне:

– Подожди здесь.

Я тоже заглянул в комнату. Там за обычным канцелярским столом сидел обычный толстый человек в обычном костюме. В комнату вела только одна дверь, так что никакой угрозы со стороны можно было не опасаться. Я разрешил Томасу войти, а сам остался стоять у стены.

И сразу ощутил себя голым. И при этом девушкой. Возможно, красивой. Во всяком случае, что‑то во мне определенно было. Я пользовался успехом, поэтому головой мне пришлось мотать часто. Но Томас оказался прав: народ здесь был деликатный и с руками не лез. Однако и при этом чувствовал я себя довольно идиотски и огляделся в поисках какого‑нибудь укромного уголка. И сразу нашел. В торце зала стояло несколько пустых столиков, за одним из них сидел высокий рыжий человек в желтой замшевой куртке и в черной рубашке‑апаш. Лоб его был перевязан красным платком.

Это был кинорежиссер Март Кыпс.

Перед ним стоял высокий пустой стакан. И до того, как он стал пустым, в нем – судя по выражению мировой скорби на лице режиссера – была явно не фанта.

Я подошел и попросил разрешения присесть. Кыпс безучастно кивнул, потом внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Господин Пастухов. Международное арт‑агентство. Как обманчива внешность. Впрочем, внешность всегда обманчива. И мужественность часто скрывает нежную душу.

Похоже, он принял меня за педика. И даже, кажется, сделал мне комплимент.

– У вас есть деньги? – спросил он.

– Есть.

– А у меня нет. Купите мне выпить. Помянем гениальный фильм «Битва на Векше».

По его знаку подскочил молоденький официант с накрашенными губами.

– Виски, – небрежно бросил я тоном завсегдатая баров. – Два по сто пятьдесят. Хорошего.

– Два по сто пятьдесят? – озадаченно переспросил официант.

Я понял, что слегка лажанулся, нужно было сказать «двойного», но исправляться не стал и решительно подтвердил заказ.

– Два по сто пятьдесят, понял. Что господин считает хорошим виски? Хорошего – какого?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Но я нашелся:

– Самого хорошего.

– Есть «Джонни Уокер, блю лэйбл», – подсказал официант. – Лучше не бывает.

– Годится.