— Понятно. Нам нужно вернуться. Я забыл респиратор.

Белтайн обернулся и подмигнул. — Его я тоже прихватил, — сказал он.

— И обо всём-то ты подумал, — съязвил Дорден.

— В этом и состоит моя обязанность, — без тени иронии заметил Белтайн.

Они выбежали в траншею резерва и направились на север к первому окопу сообщения, ведущему на восток.

Дорден вдруг остановился и оглянулся. Белтайн тоже притормозил.

— Какого феса ты там делаешь? — крикнул Дорден в сторону ближайшго наблюдательного поста.

— Мне уже лучше! — крикнул в ответ Роун, слегка помахав рукой. — Доброй охоты, доктор!

— Просто… просто прими своё лекарство! — раздражённо крикнул Дорден Роуну, и последовал за Белтайном в траншею.

Роун снова сел, достал из кармана фляжку и протянул её Банде, отвинтив крышку.

— Что это такое? — спросила она.

— Сакра. Лучшая. Последние капли легендарного пойла старины Брагга.

— Не знаю, стоит ли…

— Ты слышала нашего уважаемого медика, — сказал Роун. — Прими лекарство.

Заливаясь смехом, на сколько им позволяли нывшие раны, они пили за здоровье друг друга.

Когда лазутчики преодолели мёртвые земли Покета было без одной минуты пять пополудни. Всего было четыре взвода под командованием Криид, Домора, Мколла и Аркуды. Гаунт шёл во главе группы в сопровождении Дордена, Цвейла, Белтайна, графа Голке и четырёх элитных солдат из Банда Сезари.

Нацепив респираторные маски, они преодолевали расплывчатую завесу дрейфующего газа, которая окутывала округу табачно-жёлтым пятном. Видимость упала до двадцати метров, хотя общее освещение было сносным. Мягкий дневной свет очерчивал их белые и плоские силуэты сквозь токсичные облака.

Разведчик Хьюлан из взвода Криид был назначен проводником, наряду с самим Мколлом и «Счастливчиком» Бонином из парней Домора. Хьюлан нашёл мельницу накануне вечером, и они доверились его инстинктам.

Для Хьюлана, опытного разведчика, много лет в прошлом проработавшего следопытом в наловых лесах Танит, это было странным опытом. Ходили слухи, что танитцы не могут заблудиться; утверждалось, что они обладают врождённым чувством направления. Постоянно менявшиеся танитские леса воспитали это качество в них.

Во всяком случае, такова была теория.

Химическая атака изменила почву, иссушив грязь так, что она вся потрескалась. Но на глубине она была по-прежнему влажной и мягкой, и ноги солдат проламывали корку, с каждым шагом изливая жидкую жёлтую грязь на поверхность, как заварной крем.

Смутные ориентиры прошлой ночи – сломанное дерево, заграждение из проволоки, подбитый танк – словно затвердели и стали чёткими, преобразившись под действием газа. Покет превратился в мёртвое пространство забальзамированных фигур: высушенных, расплавленных, переменившихся под действием химикатов.

Проводники добрались до проволочного заграждения, которое рассыпалось ржавчиной от прикосновения. Жидкие химические вещества, скопившиеся в некоторых воронках, горели.

Но сколько же здесь было трупов! Дорден был потрясён. Свежие трупы, висящие на проволоке или лежащие на земле в таких витиеватых позах, что казалось, будто они ещё живы. Другие, более старые, сгорбились и осунулись в покорности, которую могут себе позволить только мёртвые. Встречались и совсем давнишние: сморщенные и высохшие, они выставили свои кости в небо.

Повсюду царила мрачная тишина. Ветра не было, и облака газа поглощали любой шум. Местность превратилась в иссушенную, пронизанную светом пустыню войны. Коснись её, вдохни её воздух, и она убьёт тебя в тот же миг.

Гаунт приставил Майло и Нена из взвода Домора к Цвейлу. Для старого аятани в новинку было обращение с костюмом химзащиты, и он явно чувствовал себя некомфортно в маске и толстых перчатках.