– Н‑да, – втянул носом воздух, насыщенный перегаром. – Разбогател?

«Воспитывать пришел», – неприязненно подумал Евгений. Остановившись в дверном проеме, он скрестил на груди руки и выжидательно уставился на незваного гостя.

– Здоров, что ли? – миролюбиво заговорил Каменев.

– Привет.

– Ты когда брился в последний раз?

– В последний раз меня в морге побреют. Дальше что?

– А то, что сейчас ты примешь душ, наденешь свой французский костюм от «шинели с диором» и поедешь со мной в «Альтернативу».

Перспектива «топтуна» при коммерческом агентстве Столетника не прельщала. Работать под чьим‑то началом он отвык, а потому в ответ на предложение Каменева криво усмехнулся и с места не сдвинулся.

– Давай, давай, поторапливайся, – глянул Каменев на часы. – В девять ждет шеф. Мы с Нежиным его, считай, додавили. Возьми свою лицензию, сертификат, паспорт – все, что есть. И пожуй чего‑нибудь, несет от тебя, брат, – спасу нет.

– Никуда я не поеду, – заверил Евгений.

– Вот как? Это почему же?

– По кочану. Отхолуйствовал в свое время, хватит.

– Ага… значит, мы с Нежиным, по‑твоему, холуи? А ты у нас гордый и независимый. Даже водку глушишь в одиночку.

– Я спать хочу, – зевнул Евгений. – Если у тебя все…

– Нет, не все! – неожиданно повысил голос Каменев. – Не все! Я хочу, чтобы ты мне объяснил, в чем мы перед тобой провинились. За что ты нас со счетов сбросил? Ну, не оставили тебя в Париже, неудачника хренова, мы‑то при чем?

– Заткнись.

– Не затыкай, сопляк! Я тебя багром из помойки тащить не собираюсь. Дело есть.

Насчет дела Каменев явно привирал, если оно и было, то подобрано для того, чтобы отвлечь друга от самоедства. Ничего, кроме унизительной жалости к себе, за таким участием Евгений не видел.

– Не орать, – приказал сквозь зубы. – Я в армии генералов над собой не признавал, ты меня не первый год знаешь.

– Фу ты, ну ты, лапти гнуты!

– Сам в помойку залез, сам из нее и выберусь.

– Или захлебнешься.

– Или захлебнусь. А помощи просить не буду. Ни у Нежина, ни у тебя, ни у вашей сраной «Альтернативы», набитой бывшими ментами и гэбэшниками!

Последнее относилось к майору МВД Каменеву и подполковнику госбезопасности Нежину впрямую, но Старому Оперу к подобным оскорблениям было не привыкать. Обезоруживающая улыбка на его лице не сработала.

– И шефа вашего я в гробу видел и в белых тапочках, понял? – все больше распалялся Евгений. Подойдя к раковине, он сполоснул кружку, выпил воды.

– Сам – один, значит? – согласно покивал гость. – Ну‑ну. Это у тебя от выпитого голова кругом пошла? – кивнул на батарею пустых бутылок. – Или ты вирус эгоцентризма подхватил?

– Слушай, Саня, шел бы ты, а?.. Нет у меня сегодня настроения на твои вопросы отвечать. Ты для преступников опер, а здесь… Чего это ты вздумал обо мне заботиться? Катитесь вы все к…

Каменев пошарил в карманах, достал смятую пачку «Примы». Кроша табаком на липкий, в винных потеках линолеум, старательно размял сигарету.

– Все? – спросил.

– Все!

– Кто тебе сказал, француз недоделанный, что я о тебе забочусь?.. Это я работу по профилактике преступлений провожу. То, что ты до сих пор жив и находишься на свободе – странное для меня стечение обстоятельств.