– Не хочу, – замотала женщина головой. – Не надо… Ни следствия никакого, ни поиска убийц, ни причин – ничего не хочу. Он не оживет уже. Никогда не оживет. – Она достала из кармана пальто платочек, принялась утирать слезы и сморкаться.

Евгений тяжело вздохнул и отошел к окну. Море уходило в бесконечность, источая почти физически ощутимую угрозу. Но стоило повернуться к нему спиной, и мир обретал реальные очертания; обстановка директорского кабинета внушала уверенный покой.

Сейчас Евгений не знал, какому из этих полюсов отдать предпочтение.

«Бессмысленная акция… Бессмысленная борьба. Убили Пьера. Он хотел остановить банду, которая угрожала человечеству. Убили генерала Хоботова. Он хотел спасти неизвестных ему людей, в которых могли полететь начиненные красной ртутью ракеты. Погибли совершенно непричастные ни к мафии, ни к розыску Джек Батурин, Микола… Десятки раз стреляли и в меня, пытались сбить машиной, ломали ребра, отбивали легкие. Я треть жизни охочусь за смертью, а она охотится за мной. Я одинок. У меня нет семьи, я не уживаюсь с людьми, теряю друзей. Я утратил ощущение жизни и пытаюсь вернуть его какими‑то искусственными упражнениями и образом жизни, в котором нет ни системы, ни цели. А зачем?.. Зачем Паша Козлов влез в дела, в которых ничего невозможно изменить? Писал бы себе про цветы. Люди убивают и убивают друг друга – за деньги, за власть, просто так, а мир все не наступает и не наступает. Пора и мне на покой. Наверно, Паша был прав, когда говорил о том, что все в этом мире – потомки Каина, а жестокость – наша общая дурная наследственность».

– Вам он тоже говорил об этом? – тихо спросила Алевтина Васильевна.

– Что?..

Евгений обернулся. В устремленном на него взгляде темных мокрых глаз прочитывались сочувствие и любопытство. Он понял, что произносил свои мысли вслух.

– Давайте смотреть, Женя. Я не стану больше плакать.

Он вернулся на место и включил воспроизведение.

– Это кто?

– Римма, жена Левы…

Французская часть кончилась. На экране возникла Москва.

– Когда вы были у Павла в общежитии?

– Десятого, во вторую субботу февраля. У нас пятидневка, я поехала к нему на выходные.

С появлением Полянского Евгений остановил изображение.

– Скажите, Алевтина Васильевна, это все, что вам показывал Павел?

– Да.

– Ничего не вырезано? Вспомните.

Она задумалась, виновато пожала плечами.

– Я смотрела это один раз. Павел комментировал. Тут ведь нет ни сюжета, ни каких бы то ни было событий – так, разрозненные куски. По‑моему, все.

– А по‑моему, нет, – покачал головой Евгений. – Здесь не хватает довольно большого куска. Давайте посмотрим сначала?..

Во время повторного просмотра никто из них не проронил ни слова.

– Ну? – Евгений снова остановил изображение на Полянском.

– Нет. Не помню. Извините… Все так и было…

Домой они возвращались в двенадцатом часу.

На бархатно‑черном небе светились звезды. Евгений слушал неторопливый рассказ о детстве Павла и думал, что где‑то там высоко витает сейчас его душа.

– А Павел никогда не рассказывал вам о книге, которую он писал?

– Разве он писал книгу?

– На его столе нашли рукопись романа под названием «Казанская сирота».

– Ничего не знала об этом. Разве только то, что прочла в его блокноте. Думаю, что роман этот навеян Нелли.

– Почему?

– Знакомые мотивы. Нелли родилась в Казани, воспитывалась в детдоме.