Красавица не стала кочевряжиться, мгновенно хлопнула сто граммов "для храбрости", не поморщилась и не попросила закусить. При свете лампы Митя приметил, что она давно уже не девушка. Хотя годы никоим образом не испортили ее. Скорее наоборот.

- А ты, Митяй, не думай, что мы невоспитаннее, чем вы, - сказал, закусив, Путята. - Топором по черепу - это, конечно, некультурно. Но ведь каждый раз, чтобы чужую жизнь похитить, ты свою собственную вражескому острию подставляешь и смело ссышь в лицо опасности. А сейчас что? Пухлый извращенец, сидючи в светлом тереме на капитолийском, скажем, холме, кнопочку надавит и полетит невидимая смертушка, от коей сгорит вмиг десяток изб, и все что в них, от младенчика до мышки. И назовется все это не злодейством, а миротворчеством.

- Мы считаем, что каждый имеет право прославиться через честный подвиг и погибнуть со страданием в первом ряду. Ты того же мнения, боярыня? - поинтересовался Ракша.

Беловласый молодец с косичками в льняной бороде, похоже, приглянулся даме даже больше чем Путята.

- Боярыню Светланой зовут. - представилась красавица и хихикнула. - Что касается меня, я предпочитаю любовные поединки.

- Не боярыня она, а конкретно путана, - обиженно буркнул Путята. Хотя я Ракшу не осуждаю. Тоже был уязвлен добротою лица и тела этой, понимаешь, боярыни. Ладно, пойду я, поточу свой меч. - задумчиво закончил он.

- А вот мое оружие - крест и покаяние, - сказал светлоликий Глеб. - Однако и меч сгодится для предварительного вразумления грешников.

- У меня тоже оружие имеется, - заметила прекрасная Светлана.

Как все больше подмечал Митя, прекрасность ее зависела от умелого сокрытия возраста от наблюдателей. Лицо, в любом случае, благодаря обилию косметики выдавало обширное и сложное прошлое, и глаза принадлежали явно не наивной простушке, а человеку опытному. Но вот остальное "вооружение", что талия, что коса, что бюст, не говоря уж о шубке, были на высоте.

- А я тебя, кажется, узнала, хоть ты и неприметный, - сказала Светлана Мите, и он стал мучительно вспоминать, где и когда.

- Ну что вы, Светлана, ты не для меня, ты только не обижайся...

- А чего обидного, ты ж в институте вертелся.

- Каком еще институте? - оторопел Митя, чувствуя уже неладное.

- Каком-таком институте? - цепко отреагировал Путята.

- В таком-сяком, в кирпичевском. Я там работала когда-то, а если точнее, не столь уж давно, пару лет назад.

Митя встрепенулся. Это ж нарочно не придумаешь! Едва появляется компания ряженых психопатов, задумавших пробраться в центр кагэбэшной науки, как тут же словно из пены пивной возникает дура, которая всуе упоминает эту секретную контору. А может она, вообще, ментовская наводчица?

- И зачем работала при своей красе писанной? - ласково подмигнул Ракша. - Утехи ради либо за пропитание? Чему предавалась там долгими трудоднями?

- Мальчики-с-пальчики мои, а об этом никак не нельзя. - Светлана повела пальчиком около губок.

- Может, над плитой зазнобу подвесить? - предложил Еруслан, у которого до сих пор не было видно глаз.

Женщина мигом прижалась к Мите и как будто даже задрожала.

- Это что отморозки, что ли? Сразу так, над плитой.

- Да я тебя, за эти слова про институт, на привокзальную площадь отправил бы работать, без выходных, - сказал, но не слишком громко Митя, стараясь отстраниться от женщины.

- Мы - витязи, в отличие от этого мелкого фраера, - пьяно икнув сообщил Еруслан. Он тяжело поднялся и потянулся к максимально отшатнувшейся Светлане. - Человеку без бабы можно, но не нужно. Раззуделась плоть моя на твои прелести.

- От возбуждения плотского хорошо помогает колокольный звон, особенно если сам звонишь, - заметил Глеб, однако не поторопился на помощь грешнице. - Боюсь и у меня раззудится, я ведь последний раз блудом занимался в допетровские времена. На масленицу, разговелся как-то значит, в баню пошел.