– Я убежала! Я пришла к тебе навсегда.

– Ты чудо, – говорил он, – Ты лучше всех. А что с ней?

– Не знаю. Приехала полиция на двух машинах, они, наверное, увезли ее. – Лиза оценила его изумленный взгляд, его интерес. – Я к тому времени ушла. Ты доволен?

– Доволен ли я?  Я с ума схожу от счастья. Но о чем ты говоришь; полиция? Какая полиция?

– Не знаю. Полиция из города.

– Что она сделала?

Лиза приблизила губы к его уху:

– Рассказать тебе об этом?

– Расскажешь мне много чего, но не сейчас. Шон медленно провел ладонями по ее спине от лопаток к попке и притянул ее изящно выгнувшееся тело ближе к себе. Не глядя, она ощущала на себе его взгляд, чувствовала, как он любуется гладкостью, белизной ее тела, наслаждается ее теплом. Его бедра скользнули меж ее бедер, сливая жар с жаром, плоть с плотью.

– Молчи, любимая, – сказал он. – Сейчас только это.

2

Лиза спала долго. Она очень устала. Кроме того, она испытала облегчение. Когда она проснулась, Шон сидел на постели и смотрел на нее. Лиза протянула руку, завладела его рукой и крепко сжала, не отпуская.

Так замечательно было смотреть на Шона. Правда, сравнивать его Лизе было особенно не с кем: мужчина на картине в Шроуве, черно‑белые размытые образы в старых кинофильмах, почтальон, истопник, Джонатан и Бруно, Мэтт и еще один‑два – вот, пожалуй, и все. Лицо Шона было бледным, черты резко очерчены, нос прямой, красные и полные для мужчины губы, темные глаза, в которых ей виделись мечты и надежды, и брови – как мазки кисти китайского художника. В гостиной Шроува висел рисунок, на котором были изображены листья ивы и птички с розовыми грудками, странный цветок, называвшийся, по словам Ив, лотосом, и буквы, составленные из черных завитушек, похожих на брови Шона. Его волосы были черны, как уголь. Лиза вычитала это сравнение, так как не очень‑то представляла, как выглядит уголь.

– Ты проспала пять часов. – Шон произнес это с восхищением, как будто усмотрел в этом особую доблесть.

– В первую минуту, когда проснулась, я не поняла, где нахожусь. Мне никогда не приходилось спать не в сторожке.

– Ты шутишь, – сказал он.

– Нет, зачем мне это? Я никогда не спала вне дома. – И она с радостью объявила: – Теперь мой дом здесь.

– Ты чудо, – сказал Шон. – Мне повезло, что у меня есть ты, не воображай, что я не понимаю этого. Я не верил, что ты придешь, я думал: она не придет и не останется, не будет  со мной, она исчезнет, и я потеряю ее. Не смейся, сам знаю, что говорю глупости.

– Я не хотела смеяться, Шон. Я люблю тебя. А ты меня любишь?

– Ты знаешь это.

– Тогда скажи.

– Я люблю тебя. Вот, теперь поняла? Разве я не доказал, что люблю тебя? Мне хотелось бы доказывать это все время. Позволь мне опять быть с тобой, детка, давай займемся этим снова, хорошо? Знаешь, чего мне хотелось бы больше всего? Заниматься этим с тобой беспрестанно, мы бы не ели, не спали, не смотрели бы телик и все такое прочее, мы только делали бы это снова и снова, и так до самой смерти. Ведь это была бы прекрасная смерть, верно?

Вместо ответа Лиза выскользнула из его объятий и переместилась в дальний угол кровати. Шон сложил там ее одежду, аккуратно встряхнув каждую вещь, разложил их одну подле другой, как сделала бы Ив. Лиза поспешно сунула ноги в брюки, натянула рубашку.

– Я не хочу умирать, – серьезно возразила она.