|
Из бока одной улитки и одновременно из бока другой выскочило что-то вроде маленьких белых стрел на тоненькой белой ниточке. Стрела из первой улитки пронзила бок второй улитки и исчезла там, а стрела из второй улитки таким же образом вонзилась в бок первой. И вот они сидят рядышком, бок о бок, связанные двумя белыми ниточками, словно два парусных корабля, счаленные канатами. Уже одно это было настоящим чудом, но потом пошли еще более удивительные чудеса. Ниточки стали постепенно укорачиваться и притягивать улиток друг к другу. Я глядел во все глаза, чуть ли не задевая улиток носом, и сделал невероятный вывод: каждая улитка с помощью какого-то механизма в своем теле (наподобие лебедки) сматывала канатик и подтягивала к себе другую улитку, пока обе они не оказались крепко притиснутыми друг к другу. Тела их были сцеплены слишком плотно, и я не сумел разглядеть, что там в точности происходило. В таком экстазе улитки просидели минут пятнадцать, а потом, даже не кивнув, так сказать, друг другу на прощание, расползлись в разные стороны. Ни у той, ни у другой не осталось и следа от стрел или ниточек, и ни одна не выражала какого-либо восторга по поводу успешного завершения романа. Меня так потрясло все виденное, что я едва дождался следующего четверга, когда к нам пришел Теодор и я смог рассказать ему обо всем. Слушая мое красноречивое описание, Теодор чуть покачивался на носках и серьезно кивал головой. - Ага, да, - произнес он, когда я закончил свой рассказ. - Тебе, знаешь ли... гм... необыкновенно повезло. Я много раз наблюдал за улитками и никогда этого не видел. Я спросил, не померещились ли мне все эти стрелы и ниточки. - Нет, нет, - сказал Теодор. - Все абсолютно правильно. Стрелы состоят из такого... гм... вещества... нечто вроде кальция, и, когда они проникают в улитку, они исчезают... растворяются. Видимо, можно считать, что стрелки вызывают своего рода покалывание, которое улиткам... гм... очевидно, нравится. Потом я спросил, верно ли, что улитки сматывают свои ниточки. - Да, да, совершенно верно, - сказал Теодор. - У них, видно, есть... гм... какой-то механизм внутри, который может тянуть ниточку обратно. Я сказал, что никогда не видел ничего более удивительного. - Да, конечно. Это удивительно, - согласился Теодор и потом добавил нечто такое, от чего у меня захватило дух. - Когда они сближаются... гм... мужская половина одной улитки соединяется с женской половиной другой и... э... наоборот, так сказать. Прошло несколько секунд, прежде чем я сумел осмыслить это поразительное сообщение, а потом осторожно спросил, верно ли я понял, что каждая улитка одновременно и самец и самка. - Гм. Да, - сказал Теодор. - Гермафродит. Он потеребил бороду, в глазах его сверкнул огонек. Ларри, у которого обычно с лица не сходило страдальческое выражение, когда мы с Теодором обсуждали вопросы естествознания, тоже был изумлен этой поразительной новостью о жизни улиток. - Вы, конечно, шутите, Теодор? - спросил он. - Неужели вы хотите сказать, что каждая улитка одновременно и самец и самка? - Да, конечно, - ответил Теодор и с великолепной сдержанностью добавил: - Это очень любопытно. - Вот это да! - выпалил Ларри. - Я считаю, что это несправедливо. Все эти проклятые слизняки блуждают как помешанные по кустам и обольщают друг друга, переживая и те и другие чувства. Почему же человеческий род не получил такого дара? Вот что мне интересно. - Ага. Но ведь тогда вам пришлось бы откладывать яйца, - заметил Теодор. - Действительно, - сказал Ларри, - зато какой бы это был чудесный предлог отказаться от приглашения на коктейль. |
