Ее медовые, высоко взбитые волосы образовывали прическу в стиле помпадур, а глаза под удивленно изогнутыми бровями были зелеными и блестящими, словно недозрелые оливки. Она схватила мою ладонь своими маленькими теплыми пухленькими ручками и приложила ее к своей пышной груди.
- Как мило, как мило с твоей стороны, что ты пришел! - воскликнула она музыкальным девичьим голосом, источая немыслимый аромат пармезанских фиалок пополам с запахом бренди. - Как мило, как несказанно мило! Можно, я буду звать тебя просто Джерри? О да, думаю, что конечно можно. Все друзья зовут меня Матильда... Нет, конечно, это ненастоящее мое имя. Мое настоящее имя Стефани Зиния... Такое неуклюжее! Звучит как название патентованных пилюль! Мне больше нравится Матильда, а тебе?
Я осторожно сказал, что Матильда очень красивое имя.
- О да! Такое уютное старомодное имя! Имена так много значат, как по-твоему? Ну, вот он, например, - сказала графиня, указывая на мужчину, который привел меня сюда, - называет себя Деметриос. А я зову его Мустафой.
Она бросила взгляд на мужчину и затем наклонилась - в результате чего я чуть не задохнулся от аромата фиалок пополам с бренди - и неожиданно прошептала по-гречески:
- Он незаконнорожденный турок. Тут лицо мужчины побагровело, усы его ощетинились, отчего он стал еще более походить на бандита.
- Я не турок, - прорычал он. - Вы лжете!
- Вы турок, и зовут вас Мустафа, - возразила графиня.
- Я... не... я... не... - прошипел тот, вне себя от ярости. - Вы лжете!
- Нет!
- Да!
- Нет!
- Да!
- Я не лгу!..
- Вы... наглая старая лгунья.
- Ах, старая! - завизжала она и тоже побагровела. - Ты смеешь называть меня старой... ты... ты... турок!
- Вы старая и жирная, - холодно сказал Деметриос-Мустафа.
- Ну, это уже слишком! - возопила графиня. - Старая... жирная... Нет, это слишком! Ты уволен! Вот расчет за месяц, и убирайся сейчас же вон, незаконнорожденный турок!
Деметриос-Мустафа держался по-королевски.
- Прекрасно, - сказал он. - Будет ли вам угодно, чтобы я подал напитки и ленч, прежде чем уйти?
- Конечно, - ответила она.
Деметриос-Мустафа молча пересек комнату и вынул из стоявшего за софой ведерка со льдом бутылку шампанского. Он открыл ее и налил в три бокала шампанского пополам с бренди. Вручив по стакану мне и графине, он поднял стакан сам.
- А теперь я предлагаю тост, - торжественно сказал он, обратясь ко мне, - за здоровье толстой старой лгуньи...
Вот тут я был загнан в тупик. Если бы я выпил, получилось бы, что я разделяю его мнение относительно графини, а это, согласитесь, было бы не очень-то вежливо; а если бы я не выпил, он бы, чего доброго, мог нанести ущерб моему здоровью. Видя мои колебания, графиня, к моему удивлению, радостно захихикала, и очаровательные ямочки на ее пухленьких щечках сделались еще глубже.
- Не дразни нашего гостя, Мустафа. Но хочу отметить, что тост прозвучал эффектно, - сказала она, заглатывая содержимое своего бокала.
Деметриос-Мустафа улыбнулся мне, и отблески пламени засверкали на его золотых зубах.
- Пейте, кирие, - сказал он. - Не обращайте на нас внимания. Она только и живет ради того, чтобы есть, пить да склочничать, а мое дело - все это ей обеспечивать. |