Изменить размер шрифта - +
Он хлестнул кнутом, как заправский кучер, и лошадь, выйдя из коматозного состояния, вздохнула и повезла повозку.
     - Покойной ночи! - крикнул Макс, взмахнув кнутом. Мы проводили их взглядом, пока они не скрылись из виду за оливами, затем вернулись в дом и, вздохнув с облегчением, закрыли входную дверь.
     - Право, Ларри, нельзя же приглашать гостей в такую пору, - сказала мама.
     - Да я вовсе не приглашал их в такую пору, - раздраженно сказал Ларри. - Сами пришли. Я просто сказал им: приходите, выпьем.
     В этот момент кто-то забарабанил кулаками во входную дверь.
     - Ну, я пойду, - сказала мама и живехонько взбежала вверх по лестнице.
     Ларри отворил дверь. На пороге с растерянным видом стоял возница.
     - Где мой каррокино? - заорал он.
     - А сам-то ты где был? - парировал Лари. - Кириос сами поехали.
     - Так они украли мой каррокино? - вскричал кучер.
     - Разумеется, они его не крали, балбес! - сказал Ларри, окончательно выведенный из терпения. - Им нужно было в город, а где ты шлялся, неизвестно. Вот они и укатили. Беги быстрей, может, еще догонишь.
     Моля о помощи святого Спиридона, бедняга кучер со всех ног бросился сквозь оливковую рощу и помчался по дороге.
     Не желая упускать заключительную сцену разразившейся драмы, я тут же побежал на наблюдательный пункт, откуда открывался прекрасный вид и на поворот к нашей вилле, и на дорогу, ведущую в город. Повозка как раз прошла поворот и бойко катила по направлению к городу. Дональд и Макс распевали счастливыми голосами. В этот момент кучер выскочил из оливковой рощи и, выкрикивая проклятия, бросился за ними в погоню.
     Пораженный, Макс взглянул через плечо.
     - Фолки, Дональд! Держись крьепче! - заорал Макс и принялся безжалостно охаживать кнутом несчастную клячу, и та со страху перешла в галоп. Впрочем, галопом такой бег называется только у лошадей Корфу - как ни старалась бедная животина, преследователь неотступно бежал в десяти шагах позади повозки, изрыгая проклятия и чуть не плача от ярости. Макс, вознамерившись любой ценой спасти товарища, все яростнее нахлестывал кобылку, а Дональд, свесившись за задний борт, время от времени кричал: "Ба-бах!" Наконец вся кавалькада скрылась из виду.
     На следующее утро за завтраком все мы чувствовали себя слегка заезженными. Мама суровым тоном читала Ларри нотацию относительно тех, кто является за выпивкой в два часа ночи. Как раз в этот момент подкатила машина Спиро, и вот он уже вразвалочку восходит к нам на веранду, неся в руках огромный пакет, завернутый в коричневую оберточную бумагу.
     - Это вам, миссисы Дарреллы, - сказал он.
     - Мне? - молвила мама, надевая очки. - Что бы это могло быть?
     Она осторожно развернула обертку. Там внутри сияла словно радуга огромная коробка шоколадных конфет - самая большая, какую я когда-либо видел за всю свою жизнь. К ней была пришпилена белая карточка, на которой красовалась надпись, выведенная явно трясущейся рукой:

     "УМОЛЯЕМ, ИЗВИНИТЕ НАС ЗА ВЧЕРАШНЮЮ НОЧЬ."
     Дональд и Макс.

Глава восьмая. СОВЫ И АРИСТОКРАТИЯ

     Наступила зима. В воздухе стоял запах дыма - это сжигали оливковые сучья. Ветер хлопал и скрипел ставнями, гонял по темному, нахмуренному небу стаи птиц и опавшие листья. Бурые горы на материке уже надвинули лохматые снеговые шапки; дождь заполнял размытые скалистые долины бушующими пенистыми потоками, которые мчались к морю, унося с собою грязь и обломки.
Быстрый переход