|
- Капитан Патрик Крич. - Он сделал паузу и аккуратно и смачно сплюнул через перила веранды прямо на любимую мамину клумбу с цинниями. - Ну так что ж? Добро пожаловать на борт! - повторил он, излучая радушие. - Рад познакомиться! Мама нервозно прокашлялась. - Мой сын Лоренс здесь? - спросила она, принимая мелодичный, аристократический тон, которым пользовалась только в моменты крайних потрясений. - Нет, нет, - отозвался капитан Крич, - я оставил его в городе. Он сказал, чтобы я пришел сюда на чай. Он сказал, что скоро сам прибудет на борт. - Что ж, - изрекла мама, мужественно встречая невзгоды, - если вы подождете немного, я напеку ячменных лепешек. - О, ячменные лепешки? - выдохнул капитан Крич, устремив на маму столь сластолюбивый взгляд, что она выронила еще два цветка из букета. - Обожаю ячменные лепешки! И женщин, столь умелых на камбузе. - Джерри, - холодно произнесла мама, - займи капитана Крича, пока я приготовлю чай. Я ожидал, что она удалится с достоинством, но она упорхнула, словно бы спасаясь бегством, и я остался один на один с капитаном Кричем. Тот снова развалился в кресле и уставился на меня своими водянистыми глазками из-под лохматых белесых бровей. Его взгляд был столь пристальным, что я слегка занервничал. Но, сознавая свой долг хозяина, предложил ему коробку с сигаретами. Он устремил в нее взор, словно в колодец, при этом челюсть его задвигалась туда-сюда, точно живот чревовещателя. - СМЕРТЬ!!! - внезапно заорал он, да так, что я чуть не выронил коробку. Он опять развалился в кресле и вновь уставился на меня прозрачными голубыми глазами. - Запомни, юноша, сигареты - это смерть! - изрек он, пошарил в кармане белых парусиновых брюк и извлек оттуда видавшую виды трубку, шишковатую и почерневшую, словно кусок древесного угля. Когда он зажал ее меж зубов, его челюсть перекосилась еще больше. - Не забудь, - сказал он. - Лучший друг мужчины - его трубка! Он загоготал над своей собственной шуткой, и я из чувства долга засмеялся тоже. Он встал, снова смачно сплюнул за перила веранды и опять развалился в кресле. Я задумался, какую бы предложить тему для разговора. Но ничто не шло в голову. Вряд ли его заинтересует, что сегодня я впервые услышал цикаду или что курица тетушки Агати отложила шесть яиц, каждое размером с лесной орех. А если взять что-нибудь из морской тематики - может, поведать ему потрясающую новость, что Таки, который не мог позволить себе приобрести лодку, отправился на ночную рыбалку, держа в одной руке фонарь, а в другой - острогу, и успешно пронзил себе острогой ногу, вообразив, что это рыбина какой-то экзотической формы? Но капитан Крич, глядя на меня в упор сквозь маслянистый трубочный дымок, начал разговор сам. - Интересуешься, отчего у меня такое лицо, юноша? - осуждающе сказал он, и я заметил, что при этих словах его щеки стали еще пунцовее и заблестели, как сатин. Прежде чем я смог что-либо отрицать, он пустился в рассуждения: - Коварство ветра. Всё от него. Мы огибали мыс Горн. Ветер жуткий, словно из самых пропастей земли. Я упал, понимаешь? Паруса хлопали и ревели, что твоя гроза. Веревка выскользнула из рук, словно змея, намазанная маслом. Я рухнул прямо на палубу. Врача на борту, конечно, не было. Как могли, так и починили. - Тут он сделал паузу и повел челюстью. Я, потрясенный, сидел как вкопанный. - К тому времени, когда мы обогнули мыс Чили, все затвердело, будто портландский цемент, - продолжал он, поглаживая челюсть. - Мне было тогда шестнадцать лет. Я колебался, сочувствовать ему или нет, но он погрузился в мечтания, закатив голубые глаза. Вернувшись к нам на веранду, мама удивилась нашей неподвижности. |
