|
- Бочки и бочки - мальвазия! Ларри, утопнем вместе! - Утонем, - автоматически поправил Дональд. - Здесь у вас, конечно, очень интересно, - сказала мама Ставродакису, покривив душой, - только, если позволите, мы с Марго вернулись бы на пляж, пора позаботиться об обеде. - Интересно, какая сила образуется там, внутри? - задумчиво молвил Лесли, оглядываясь вокруг. - То есть, если силы будет достаточно, чтобы вытолкнуть затычку, какие могут быть последствия? - Самые плачевные, - сказал Теодор. - Мне как-то довелось видеть человека, жестоко изувеченного вылетевшей из бочки затычкой. - И, словно желая это продемонстрировать, он с силой ткнул тростью в бочку. Мы инстинктивно отскочили. - Извините нас, конечно, - нервно сказала мама, - но я думаю, нам с Марго лучше уйти. - Но остальные-то, - умолял Ставродакис, - остальные-то, надеюсь, поднимутся в дом и отведают еще вина? - Ну конечно, - сказал Ларри таким тоном, будто делал хозяину одолжение. - Мальвазия! - сказал Макс, закатывая глаза в экстазе. - Мы пить мальвазия! Мама с Марго ушли на пляж помогать Спиро готовить обед, а Ставродакис торопливо повел нас обратно на веранду и напоил всех всласть, так что, когда настало время возвращаться на пляж, мы были румяные, как яблочки, нас разморило и слегка пошатывало. - Мне снилось, - затянул Макс, когда мы вошли в оливковую рощу, ведя с собою довольного Ставродакиса, пожелавшего разделить с нами трапезу, - мне снилось, что живу я в мраморных чертогах с кораблями и лугом под боком. - Он это нарочно, чтобы досадить мне, - шепнул Дональд Теодору. - Он ведь прекрасно знает эту песню. У самого моря под деревьями были разложены три костра. Раскаленные уголья чуть подрагивали и испускали тонкие струйки дыма, а над ними булькала и шипела всяческая снедь. Расстелив в тени большую скатерть, Марго раскладывала на ней ножи и вилки, расставляла стаканы и при этом фальшиво напевала себе под нос. Спиро и мама склонились над кострами, словно колдун с колдуньей, обильно поливая маслом шипящую поджарившуюся тушку козленка и нашпиговывая ее чесноком, и сдабривали лимонным соком огромную рыбину, чья кожа пузырилась, покрываясь соблазнительной корочкой. Мы расположились вокруг белоснежной скатерти, на которой алели стаканы с вином, и неторопливо вкушали обед. Куски козлятины, перевитые травами, оказались вкусными и сочными, а ломти рыбы таяли во рту, будто снежинки. Разговор то затихал, то оживлялся, то медленно струился, словно дым костра. - Учитесь любить камни! - торжественно произнес Свен. - Допустим, ты видишь дюжину камней. Так? Так вот... Этот не для меня, этот не подходит, а вот этот милый и изящный, и я влюбляюсь в него, как в женщину. Но когда приходит пора супружества, порой бывает жутко. Дерешься с этим камнем и видишь, какой он твердый. Ты в отчаянии, и вдруг он, словно воск, плавится в твоих руках. Что хочешь, то и лепишь. - Помнится, - сказал Теодор, - как-то попросил меня Берлинкур - вы знаете, такой французский художник, живущий в Палеокастрице, - попросил он меня пойти к нему и посмотреть его работы. Сказал... э-э, знаете ли, совершенно четко: "Приходи посмотреть мои картины". Что ж, я зашел как-то днем, он очень радушно принял меня. Угощал... хм, знаете ли... чаем с маленькими пирожными, а затем я сказал, что хочу посмотреть его картины, и он показал на большой холст, который стоял на... хм, как это называется, такая штука, которой пользуются художники? Ах да, мольберт. Картина и в самом деле была недурна: Палеокастрицкий залив с четко выписанным монастырем, но когда я, налюбовавшись ею, огляделся, чтобы посмотреть другие его работы, то ни одной не увидел. |
