- А где вожатый? - спросил Мышойкин.

- Так вот - сержант Майоров! - представил Щербаков стоявшего сзади них сержанта.

Майоров улыбнулся, собираясь что-то сказать, но тут прибежал дежурный и, козырнув, доложил:

- Товарищ капитан, на левом фланге снова сработка!

Через несколько минут Майоров и Прыгунов, поправляя на плече автоматы, остановились напротив Щербакова, и сержант чётко отрапортовал:

- Товарищ капитан, пограничный наряд в составе сержанта Майорова и рядового Прыгунова к выходу на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик готов!

Щербаков, осмотрев друзей, выходивших в урочный наряд, поставил задачу - проверить по пути место сработки - и, довольный тем, как подтянуто и ладно пошли его пограничники, вернулся к ребятам, уверенный в том, что всё на линии будет в порядке.

А старшина, проводив взглядом солдат, уже бегущих к «газику», заметил:

- Вот так и будет: у них - служба, у Волкова - кухня. А у олешка - старшина.

- Ну ладно, ладно! - сказал спокойно Щербаков. И спросил: - Ягод-то Волков набрал?

- Ягод я набрал. Жаль, что морковка в тайге не растёт! - отозвался Волков и пожаловался: - Ни в тайге, ни в совхозе, ни на базаре. В борщ класть нечего!

Старшина промолчал, а Щербаков улыбнулся:

- Ну морковки нет, так угостил бы гостей нашим пограничным компотом, а? - и, приглашая всех за собой, пошёл к столовой.

При слове «угостить» притихший было щенок дёрнул ушами, издав громкое «гав», подпрыгнул на всех четырёх лапах и радостно посмотрел на Волкова.

А Волков взял на руки оленёнка и понёс его к кухне.

- Во история! Вот тебе и история! - снова сказал Ломоносов.

Ребята дотягивали из кружек пахучий, приправленный для бодрости лимонником компот и смотрели, как за открытой дверью Волков рубил лежавшую на колоде здоровенную говяжью кость, а щенок зло потявкивал, оттого что нахальный топор так и отхватывал от неё целые вкусные куски. Кость становилась всё меньше и меньше!

Стук ударялся в сопку, отлетал от неё и уже коротко аукал где-то на другом конце земли - за червонными от заката соснами, за голубым небом с пряным осенним воздухом.

- Хорошо-то как! - с удовольствием сказал Ломоносов, звонко опуская кружку на стол, будто впервые увидел эти, в соснах, горы, и небо, и такой бесконечный закат… Потом, опомнившись, ухнул: - Большое пионерское спасибо! - и ещё раз, захватив ладонью затылок, повторил, налегая на «о»: - Хорошо!

- Это точно, хорошо! - согласился Щербаков, поднимаясь из-за стола и выходя во двор.

Он, а за ним ребята оглянулись, принимая эту тихую вечернюю красоту…

Только Иван Кузьмич, быстро глянув из-под очков суховатыми глазами, вздохнул:

- Обыкновенно…-и глухо, будто сам себе, сказал: - Тут и красота, и пограничные истории… А вот у меня с английским и с историей - история.

- Это как же? - спросил Щербаков.

- Так просто нет истории - и всё, - развёл руками Ломоносов, глядя вверх на лёгкие загорающиеся облака.

Иван Кузьмич жёстко скосил на него глаза.

А Мышойкин-младший подчёркнуто поправил:

- Не истории, а историни! - и посмотрел, понравилась ли остальным его поправка.

- Да всё одно - истории! - возразил Ломоносов.

- Почему же? - переспросил Щербаков.

- Министерство не прислало…-усмехнулся Мышойкин.

- Так отправить министру телеграмму. Спросить,-сказал Ломоносов.

Щербаков с любопытством посмотрел на него: капитану решительные люди нравились.

- Министру…-Иван Кузьмич усмехнулся.-Быстрый ты.