— Давай без истерик, хорошо?

Можно подумать, я истерю или плачу, но даже эти слова показывают, что он ожидает истерики. Что я настолько жалкая в его глазах. Я не ответила, только взгляд пыталась поймать, а он не смотрит в глаза. Куда угодно, но не в глаза, и это хуже пощечины, хуже любого удара в спину, потому что этим и признает свою вину. Хотя куда уж дальше признавать.

— Вот все бумаги на дом в Валенсии. Он твой, как и все, что в нем есть. Квартира здесь оплачена на полгода вперед. Я думаю, нам не нужно произносить каких-то лишних слов, все и так понятно. Если тебе чего-то не хватает или ты хотела бы что-то еще — скажи, и я дам всё, что ты потребуешь.

Он продолжал в меня стрелять, и самое страшное он прекрасно понимал, что убивает меня. Нас. Мне даже начало казаться, что намеренно бьет туда, где больно, намеренно рвет на куски, чтобы растоптать окончательно. Словно за одни сутки изменился до неузнаваемости. И я стою и думаю, когда был настоящим — тогда или сейчас? Неужели я настолько слепая? Настолько идиотка? Кого я любила всё это время? Бесчувственное чудовище или всё же мужчину, который обещал оберегать меня и наши чувства?

— Почему? — я произнесла это так тихо, но Руслан меня услышал, — лгал зачем? Мог сразу сказать… тянул зачем?

Покрутил бокал в пальцах, словно обдумывая ответ, потянулся за сигаретой, прикурил, потом голову поднял и в окно посмотрел, и я вижу, как он напряжен, словно готов к какому-то прыжку:

— Пожалел, Оксана, — пожал плечами, и я поняла, что показалось, не напряжен, а просто сильно пьян, — элементарно пожалел. Сам тебе жизнь испортил. Да, и дочь у нас. Ты же не думала, что мы поженимся и заживем до самой старости, Оксана? Ты ведь не наивная девочка? Или всё же — да?

Резко повернулся ко мне, а я закрыла глаза, считая разноцветные круги и биение собственного сердца в висках. Не нужно было приезжать. Не нужно было идти за ним. Надо было уходить, как только увидела его с ней. Бежать без оглядки. Чтобы не слышать, чтобы придумывать ему оправдания, чтобы искать причины не рвать до конца. А теперь их нет. Ни одной причины. Он мне их больше не оставил. Уничтожает одну за другой, с каким-то садистским наслаждением рвет их на моих глазах в клочья.

— Значит, думала. Именно поэтому и пожалел, Оксана. Мы с тобой разные. Тебе б дома сидеть, крестиком вышивать, а я жизнь люблю, адреналин, экшен. Мне скучно с тобой. Просто скучно, понимаешь? Это было неизбежно. Рано или поздно все так бы и случилось. Я разнообразия хочу, взрывов… а ты … Слишком хорошая для меня, Оксана. Зря я тебя…

Что зря? Любил зря? Обманывал зря? Это я зря…

— Понимаю, — едва шевеля губами, а сама не верю… это не может быть он. Только не Руслан. И вижу нас со стороны — его молодого, пьяного, после секса с Ларисой, все еще в расстегнутой рубашке, с трехдневной щетиной на скулах. И себя бледную, жалкую в каком-то костюме, на каблуках с сумочкой в руках. Прибежала, как собачка, поверила. Боже, какое я ничтожество по сравнению с ним! И он дает мне это понять. Медленно открыла глаза, не веря, что слышу это от него, чувствуя, что еще несколько ударов — и я просто упаду к его ногам. Не вынесу. Это не больно. Это хуже боли — невыносимо настолько, что мне кажется, я внутри впала в состояние шока, в кому. Вроде он всё тот же, и пахнет от него так же, и волосы взъерошены… чужой рукой, не моей. Рубашку я дарила… и пуговицу пришила последнюю снизу, погладила перед его отъездом. Она расстегивала своими пальцами эти пуговицы? Сдирала с него эту рубашку? От боли потемнело перед глазами.

— Я решил, что хватит играть в эти игры. Ты же согласна со мной, что достаточно? Ты умная женщина, и я думаю, не станешь устраивать скандалы и разборки.