Изменить размер шрифта - +
Если бы ты остался… да, остался, превратившись в одного из нас, восприняв наш образ жизни… Это было бы другое дело. Ты должен был бы отправиться в храм – с соизволения властей, разумеется, – и принести клятву Сату. Ну, а после этого жрец прочел бы тебе наставление… что ты можешь делать, и чего не можешь. Однако, – Лартак улыбнулся с легкой примесью грусти, – насколько я знаю тебя, наши законы тебе не подойдут.

– Почему же, отец мой?

– Видишь ли, я – ученый я изучал обычаи других стран, я был в Райне и в государствах Айталы… даже в далеком Осролате. Странствия расширяют кругозор, и я могу размышлять о запретном без повязки на глазах. Так вот, страны, которые я повидал или о которых слышал, как о твоем Альбионе, сильно различаются климатом, обычаями, богатством… однако есть нечто общее, что их объединяет. В Меотиде же все иначе, так что знатный райнитский нобиль, осролатский купец и последний мусорщик из городов Айталы быстрее сговорятся с диким фраком, чем с любым из наших мужчин.

– Ты говоришь загадками, мудрейший, – Блейд откинулся в седле, разглядывая надвигавшуюся громаду горного склона. Они поднялись уже до середины бедра Сата

– Тогда оставим это, – Лартак передернул плечами и сменил тему. – Лучше расскажи, чем ты занимался в последние дни

– Обучал девушек… беседовал с принцем… осматривал дворец… Кажется, я говорил тебе, что познакомился с устами царя, почтеннейшим Зириподом? – Старец кивнул, сведя в линию седые брови. – Так вот, я снова его встретил… вчера… нет, позавчера, в той галерее, что украшена моделями кораблей. Он спрашивал, когда же я соизволю навестить его. И вид у него был какой‑то странный… будто он позабыл пообедать в тот день

– Не советую тебе принимать его приглашение, заметил старец. – Опасный человек, очень опасный… воистину, глас царя… второе лицо в стране после великого Дасмона. Лучше тебе не сближаться с ним.

– Но принц сказал, что я свободен, – возразил Блейд. – И у меня хватит серебра, чтобы отправиться в Райну на самом большом корабле из тех, что стоят в порту.

– Ах, сын мой, сын мой… – Лартак укоризненно покачал головой. – Я полагал, что ты лучше ведаешь пути душ людских… Пойми, Тархион – мальчик… юноша, воспитанный в строгости и еще не вкусивший сладости власти и соблазна вседозволенности… Он колеблется, он боится, он размышляет… Но зрелый муж, привыкший к подчинению, не станет играть с тобой в жмурки. И ты можешь вдруг обнаружить, что все ворота, все выходы из страны для тебя закрыты. Тогда, – мудрец вытянул руку в сторону тропы, уже переходившей в довольно широкий карниз, – вспомни про то, что мы сейчас увидим. В конце концов, должен же кто‑то испытать мою птицу! Рабы тупы, я слишком стар, а ты – самый подходящий человек для этого дела!

Если не считать последнего предложения, открывавшего перед разведчиком лазейку для тайного бегства, слова Лартака были весьма смутными. Они миновали карниз, спешились и, оставив одного раба с лошадьми, втроем поднялись к пещере. Оставшуюся часть дороги мудрейший философ и механик молчал.

Они проникли в подземную мастерскую через невысокий проход, вырубленный в скале, у которого кончалась тропа. За ним шел недлинный коридор, открывавшийся в довольно просторный зал; его освещали два окна в восточной стене. Здесь высились верстаки с бронзовыми и стальными инструментами, а в дальнем конце громоздились деревянные бруски и рейки, на которых лежали рулоны пленки из рыбьего пузыря. Пахло тут лаком, древесной стружкой и йодистыми морскими испарениями, смешанными с ароматом сухих трав, висевших под потолком.

Быстрый переход