– Механик… – совершенно без интонации сказал Феликс и захлопнул капот.

Потом пошел в домик, разделся и лег рядом с Инной. Ночевка в машине – это, конечно, непорядок. Требуется выспаться по-человечески, на кровати, на чистых белых простынях. И пусть там безумному программисту сколько угодно рассказывают о звездах, здесь, на Земле, гораздо уютнее.

Он просто не понимает своего счастья.

– Смешные они, тарцетлане, – сказала Инна после долгой паузы, когда мужу показалось, что она спит. – Маскировка под людей у них так себе.

– У нас гораздо лучше, – согласился Феликс. – Только знаешь, что я подумал? Чем-то они на людей похожи больше. Надо бы и нам доработать эмоции, это может пригодиться.

Улыбчивый

– Сколько, говорите, дому-то? Лет сорок? – уточнил покупатель. Уже шестой визитер на этой неделе, не считая своры бестолковых агентов, ставших риэлторами от безденежья. Модная профессия и, – если не сидеть сложа руки, – прибыльная.

Увы, но именно этим денег не дано.

Шестой. Но мне так показалось – вот этот реальный. И деньги есть, и желание, да и сама бабулькина развалюха его чем-то зацепила.

Понять бы чем – уговорил на раз.

– Начали строить в пятьдесят восьмом, закончили где-то в шестьдесят первом.

– К полету в космос, что ли? – хохотнул покупатель.

– Типа того… Дом имени Гагарина.

– Ха! В смысле – поехали?

А ведь он нервничает. И сильно, пытаясь скрыть это от меня.

То ли боится кидалова, то ли для него это – покупка десятилетия. Хотя по машине не скажешь: она одна дороже дома вместе с участком, гаражом с дырявой крышей и сарая, куда и зайти страшно.

Хорошая у него машина. Дорогая.

– Стены шлаковые, наливные… – я давно выучил скрипт наизусть. Ночью разбуди, буду бормотать: «Перекрытия деревянные, но не гнилые. Шифер на крыше старый, зато погреб…»

Кстати, да: погреб и правда роскошный. Пять ступенек вниз, если поднять за край грубо сколоченный щит из досок, не забыв повернуть регулятор старинного выключателя, потом площадка. Дальше надо сгорбиться не хуже Квазимодо, повернуть направо и нырнуть по еще семи ступеням вниз. Готово.

Здесь можно пережить ядерную войну, ураганы, голод и очередной коронавирус.

Все есть, только там холодно очень. Стены – влажный цемент, пыльная лампочка под потолком, ржавые полки для продуктов. Крючья по краям, видимо, мясо вешать планировали. Правда, сколько я прожил здесь в юности, ни окороков, ни даже паршивых колбас там никогда не видел.

Просто крючья. Кованые, на совесть приделанные к полкам.

Ну и ряд зеленых бутылок на земляном полу, вдоль другой стенки: бабулькино вино из свойских яблок. Года через тр–четыре выдержки – если не скисало – становилось нектаром и амброзией. До этого дрянь была несусветная, кислая, с мощной дрожжевой отдушкой: яблоки так себе, деревья давно выродились, стояли дубы-колдуны по участку, ворон пугали.

– И все-таки три? – поковыряв кору одной из могучих, уходящий ввысь яблонь, спросил покупатель. – Не скинете сотни две?

– Нет, – как можно увереннее ответил я. Есть у него три миллиона. И больше есть, так что нечего тут. – Хорошая цена. Участок пять с половиной соток. Погреб, опять же.