С этими словами он покинул место свидетеля и стремительно вышел из зала. В тишине, последовавшей за его ультиматумом, его тяжёлые шаги прозвучали особенно громко. Телохранители на ходу окружили Камарага; его группа, собрав своё оборудование, заторопилась следом.

Встревоженный заявлением Камарага, президент обратился к Сареку.

– Сарек, при всём уважении к представителю Вулкана мы просим о выдаче Кирка и его подчинённых, чтобы они ответили за свои преступления.

Требование президента сказало Сареку о многом. Расследование придёт к выводу, что обвинения обоснованы. Джеймс Кирк и его друзья предстанут перед военным трибуналом.

Чтобы выполнить просьбу Сарека, они рисковали своей карьерой и своей жизнью. Они добровольно прошли через такие испытания, которые большинство находящихся в этом зале не могли бы даже себе представить. И вот какая их ждёт награда.

– При всём уважении к Вам, господин президент, – ровным голосом произнёс Сарек. – Я вижу только одно преступление: отказ Джеймсу Кирку и его друзьям в той чести, которую они заслуживают.

Президент поколебался, надеясь, что Сарек изменит своё решение. Но тот лишь бесстрастно глядел на него, не произнося больше ни слова.

Древнее солнце давало планете Вулкан её две наиболее характерные черты: нестерпимую жару и сухую красную пыль. Этот климат буквально высасывал из Джима все соки. Из-за слишком низкого содержания кислорода в атмосфере землянам приходилось систематически принимать триокс, а триокс вызывал у Джима почти такое же головокружение, как кислородное голодание. Оставалось только надеяться, что он вызывает меньший износ нейронов.

За всю историю своей цивилизации, подумал Джим, вулканцы никогда не утруждали себя кондиционированием воздуха. Интересно, какой логикой это объясняется?

Ближе к закату Джим пересёк равнину у подножья Селейи и остановился возле клингонского звездолёта. В его длинной тени было на несколько градусов прохладнее, но внутри должно было быть сущее пекло. Он и остальные работали в корабле по ночам. Днём они спали в своих сравнительно прохладных комнатах внутри горы, делали снаружи звездолёта ту работу, которую могли, и переживали. Никто не пытался обсуждать ни выбор Джима, ни своих собственных решений. Но переживали все.

Больше всего Джим переживал за Маккоя. Каково бы ни было влияние сеансов мелдинга на Спока, силы Маккоя таяли с каждым разом всё больше и больше.

Заслышав над головой скребущие звуки, он отступил назад и, задрав голову, взглянул вверх.

– Кто там? – спросил он.

– Это я.

– Боунз? Как ты? – Подтянувшись, он выбрался на крыло. Джим напряжённо ловил любые странности в поведении Маккоя, хотя и старался не подавать виду.

– Т’Лар говорит, что Спок не нуждается в дальнейших сеансах мелдинга, – сказал Маккой, не оборачиваясь. Отступив на шаг, он окинул свою работу критическим взглядом и нанёс завершающий мазок кистью.

Джи заглянул доктору через плечо. Маккой закрасил клингонское название и чуть повыше вывел: «H.M.S. Bounty».

– Мы ведь не хотим, чтобы кто-то подумал, будто это был корабль клингонов, верно?

Джим издал смешок.

– У тебя своеобразное чувство юмора, Боунз.

– Джим, по-моему, мы уже достаточно тут проторчали. Ты как считаешь?

– Достаточно – не то слово. Слишком долго. – Он положил руку на плечо Маккою. – И у каждого было достаточно времени, чтобы обдумать своё решение. Сегодня вечером мы устроим голосование.

Они спустились вниз. На верхней ступени Джим набрал в грудь воздуху, выдохнул и шагнул внутрь корабля.