- Проклинаешь? - с наигранной укоризной промолвила Дарья. - Ну-ну... Вот только поздно меня проклинать, я уже проклята. Зря пыжишься, старик. Лучше помолись своей хозяйке Грозе. Она услышит тебя, я уверена.

Пастуха затрясло, его зубы клацнули, рука приподнялась - напряжённые костлявые пальцы скрючились - и обессиленно опустилась на траву. Дарья узрела в этом жесте предел отчаяния, эмоциональный максимум, на который только способен человек. И это принесло ей удовлетворение. Она уже предвкушала тот момент, когда покажет видеозапись с последними минутами жизни Пастуха Виктору. Это окончательно сломает зверя. Это мощней и беспощадней голода и боли. Это идеальное орудие мести. Но пока съёмку придётся прервать. Временно. Нужны свободные руки для следующего шага.

Отключать камеру не стала - просто положила телефон на траву, после чего принялась толкать Пастуха к яме. Непростое оказалось дело, хотя старик даже не пытался сопротивляться. Он лишь хрипел, гневно вращал глазами, да тщетно пытался вцепиться слабыми пальцами в траву.

- Тяжёлый сволочь, - сетовала Дарья, пододвигая Пастуха всё ближе к яме. – Ну ничего, ничего… ещё чуть-чуть…

Остановилась, отдышалась, подняла телефон и продолжила съёмку. В свете ламп лицо старика напоминало морду древнего ящера - из широко открытого рта обильно текла пенистая слюна, глаза едва не вылезали из орбит. Дышал он порывисто, издавая звуки схожие с шарканьем наждачной бумаги. "Хороший материал, - оценила Дарья. - Первое место за операторскую работу".

Телефон снова отложен. Ещё усилие - и Пастух свалился в яму. И как же удачно упал, прямёхонько на спину. Такую картину нужно запечатлеть, как подобает, не упуская мелочей. Взяв телефон и нацелив объектив камеры на старика, Дарья медленно обошла могилу.

- Вот так. Отлично. То, что надо. Знаешь, Пастух, у меня это уже третьи похороны за сутки. Многовато, скажи? Того гляди, привыкну. Похороны после завтрака, похороны после обеда, похороны после ужина - вот и день удался. Я не против того, чтобы хоронить таких как ты трижды в день.

Пастух вытянул дрожащую руку. Дарья было решила, что это запоздалый жест мольбы о пощаде, но ошиблась: старик, оскалившись и натужно хрипя, вонзил ногти в стенку могилы и накарябал крест. Усилие, которое он приложил к этому действу, было неимоверным, будто от этого зависела его жизнь и жизнь его сыновей.

Крест. Дарья присела на корточки и сняла знак на камеру крупным планом. Отчего-то вспомнила про шрам на своём лбу. Крест и молния. Чёрные метки? Определённо. Символы ненависти.

Плюнув в старика, Дарья взяла лопату и принялась с ожесточением закапывать могилу. Землю бросала на ноги Пастуха, на живот. Она хотела до последнего момента видеть в его глазах животный страх. Старик ворочался, кряхтел, глядя как растёт слой земли над его дряхлым телом. Дарья закапывала могилу, умудряясь при этом снимать всё на камеру - спина взмокла, ветер теребил копну рыжих волос.

Она теперь бросала землю на грудь и шею старика, наслаждаясь тем, в какой муке кривилось его лицо. Мимика человека, знающего, что жить осталось совсем немного, а смерть будет страшной - превосходный видеоматериал, лучше не придумаешь! Виктор станет таким же ничтожеством, как Свин, когда это увидит. Его гордыня падёт и растечётся зловонной слизью. Восторг! Это будет ничем не замутнённый восторг! И пускай Гроза бесится, глядя как страдают её слуги, эта сука не с той связалась, на каждую молнию найдётся громоотвод!

Комья земли скатывались на лицо Пастуха, его глаза в сумраке могилы блестели как серебряные монеты. Дарья не чувствовала усталости, по её жилам текла холодная энергия, мощи которой хватило бы, чтобы закопать сотню, тысячу прислужников Грозы. Месть взрастила древо с пьянящими восхитительными плодами. Каждый ком земли, брошенный в могилу, был хлёсткой пощёчиной Грозе. Бить её, бить суку безжалостно! Мгла расступится, и путь к солнечному острову будет свободен! Так будет, обязательно будет!

Увлечённая своими мыслями, Дарья не заметила, как подошёл Константин.