- Исчезните! – выдавила Дарья, продолжив путь к подвалу. – Пошли прочь!

Существа зашушукались:

- Вот видишь? Она плохая.

- И глупая.

- Все человечки плохие. И глупые.

- Нет, не все.

- Все, все, все, все…

Голоса звучали всё тише и тише, а потом и вовсе смолкли. И глаза исчезли. Дарья снова шла сквозь застывшее безмолвие.

Но вот и лестница, ведущая в подвал.

«Занавес упадёт там», - вспомнились ещё одни слова дочери Грозы. Дарья представила себе Киру, Розу, Алексея, Артура, Пастуха, Виктора, Свина и себя на театральной сцене в свете софитов. Софиты гасли, медленно опускался тяжёлый занавес. Актёры отыграли свои роли. Представление закончилось.

- Ничего ещё не закончилось! – упрямо сказала Дарья.

Ей не понравился образ, который сама же нарисовала в своём воображении. От него веяло тоскливым смирением.

В полной темноте она спустилась по лестнице, нащупала дверную ручку.

«Никогда не поздно остановиться… Останься у меня, прошу тебя… Мы будем пить чай и разговаривать… А хочешь, мы пойдём за земляникой?.. А вечером сварим варенье… Мам, а давай сегодня будет Полянкин день?.. Мам, а почему в книжке гномики маленькие, а в кино про Фродо – большие?.. А знаешь, я только что подумал и понял… все твои страхи от скуки…»

Голоса из прошлого. Они звучали в голове, как что-то очень-очень далёкое. Так звучат голоса птиц, улетающих осенью в тёплые края. Слова, образы близких людей, собравшись в косяк белых птиц, улетали в бесконечные дали. Навсегда. Для них эта осень была последней. Занавес упадёт и не останется ничего.

Но выбор сделан.

Назад дороги нет.

Дарья открыла дверь и осторожно, словно ожидая немедленно оказаться в аду, зашла в камеру пыток.

Но здесь как будто ничего не изменилось. Ярко светился экран телевизора, рассеивая мрак помещения. Узники сидели на своих подстилках. Свин тихонько покачивался, словно в трансе, и что-то неразборчиво бормотал. Виктор поглаживал покалеченную руку. Он поднял на Дарью усталый взгляд. Его разбитых губ коснулась чуть заметная улыбка.

- Похоже, это всё?

Дарья кивнула, подумав, что раньше он бы добавил «рыжая». Виктор посмотрел на брата, а затем скривился и прикрыл глаза.

- Как это будет?

- Я не знаю, - промолвила Дарья. – Тебе страшно?

Он долго молчал, а когда заговорил, голос его звучал совершенно безжизненно:

- Я не боюсь смерти. Я боюсь, что смерть – это не конец… Мне хочется просто исчезнуть, чтобы с той стороны не было ничего.

Дарья больше не испытывала злости ни к Виктору, ни к Свину, и ей не хотелось им рассказывать, что с той сторону властвует Гроза, что там мёртвые страдают, что там Розу и Артура преследуют их собственные демоны, что там Алексей обречён в одиночестве брести целую вечность по ледяной пустыне. Что для тех, кого забирает Гроза, смерть – это не конец.

- Черепашки и черепашки уходят, - тихонько заскулил Свин. – На трубе никого не осталось… никого… совсем…

Полумрак помещения всколыхнулся, стал неоднородным. Он будто очнулся от дрёмы, и, ужаснувшись собственной обыденности, поспешно превратился в беспокойную хмарь. Стены поплыли, углы смазались, потолок с плафонами растворился, уступая место сизой клубящейся мгле.

- Никого… не осталось, - хныкал Свин. – Черепашки уходят… уходят…

Вглядываясь в мглу, Дарья вспомнила, как, стоя под дождём, собиралась перерезать себе вены. С тех пор прошла целая вечность. Вены были не тронуты, но она всё же умерла в ту дождливую ночь. Погибла, когда задумала месть.