Сменила обойму, прицелилась Виктору в живот и нажала на спусковой крючок. Пуля попала в область печени. Виктор охнул, согнулся от боли, но тут же взял себя в руки, выпрямился, уголки его губ дрогнули, не сразу, напряжённо и криво, но губы всё же сложились в нечто похожее на улыбку.
- Как же, мать твою, весело! - выдохнул он, пошатываясь. - А я уж думал, от скуки тут сдохну. Умеешь ты рыжая развлечь... умеешь…
Следующая пуля попала ему в солнечное сплетение. Несколько секунд улыбка сохранялась на его лице, но затем ноги подкосились, и Виктор рухнул на подстилку, потеряв сознание.
У Дарьи ёкнуло сердце: не перегнула ли палку? Не убила ли? Но нет, зверь дышал. Живой.
Свин забормотал, всё ещё прикрывая руками голову:
- Пастух что-нибудь придумает... Он хороший… он накажет рыжую гадину. Нарисует крест и накажет... а меня накормит. Я буду есть мясо, мясо, мясо! И хлеб. И конфеты. И пирожные. Пастух спасёт меня...
- Кто такой Пастух?! - громко спросила Дарья. - Говори, живо, или оставшиеся пули достанутся тебе!
Свин зажал ладонями рот и замотал головой, но Дарья твёрдо решила добиться от него ответа. Она чувствовала: это важно - будто бы обнаружила потайную дверь, за которой, возможно, находятся сокровища. Он всё расскажет, всё!
- Кто такой Пастух?! - повторила она нетерпеливо.
Свин хранил молчание. Дарья выстрелила, целясь ему в ногу. Промахнулась. Ещё выстрел - пуля угодила в голень. Свин взвыл, скорчился от боли.
- Рассказывай, урод, кто такой Пастух! - закричала Дарья.
То, что он не желал говорить, только усилило её уверенность, что этот допрос стоит потраченных нервов. Она решила кнут сменить на пряник:
- Я дам тебе курицу если скажешь. Обещаю.
Свин задрал голову и заорал, вытаращив полные боли глаза. Он орал и орал, брызжа слюной, пока силы не иссякли и крик не сменился сиплым хрипом. А потом он вдруг застыл - зрачки сузились, лицо побледнело, - после чего с напряжением повернул голову, уставился на Дарью и заговорил:
- У четырёх черепашек четыре черепашонка… А и Б сидели на трубе... Кто остался?.. Кто остался? - голос был совершенно безжизненный, механический. - Кто остался? У четырёх черепашек четыре черепашонка...
- Какого чёрта? - нахмурилась Дарья. – Эй, Свин, слышишь меня?
- А и Б сидели на трубе... Кто остался? - он отодрал от раны ватную накладку и принялся с остервенением рвать её в клочья, при этом голос его оставался ровным, отстранённым: - У четырёх черепашек четыре черепашонка...
Виктор пришёл в сознание, заворочался, приподнял голову и пробормотал что-то невнятно. Сфокусировал мутный взгляд на Дарье, потом поглядел на брата. Свин продолжал рвать ватную заплатку и повторять слова про черепашек и А и Б.
- Кто такой Пастух? - спросила Дарья у Виктора.
Она не ждала от него ответа - хотела увидеть его реакцию. Виктор посмотрел на неё настороженно. Она заметила в его глазах то ли страх, то ли тревогу. И этого было вполне достаточно. Пастух - кто бы он ни был, - вероятно, дорог этим ублюдкам. Родственник? Друг?
- Можешь не отвечать, - сказала она, изобразив на лице безразличие. - Я и так узнаю, кто он. Мне кажется, это будет не сложно.
На экране телевизора двое мужчин готовили уху на берегу живописного озера. В огромном котле в наваристом бульоне плавали крупные куски рыбы, несколько луковиц, лавровые листья. В костре потрескивали дрова.
Дарья взяла пульт, прибавила громкость.
- …Не знаю, как у вас на Кубани, - весело обращался один мужчина к другому, - а у нас в уху обязательно добавляют немного водки.
Положив пульт на стол, Дарья вышла из камеры пыток. Вышла с мыслью, что снова сюда зайдёт с плохой новостью для Виктора и Свина.
***
На похороны Розы Дарья надела чёрный брючный костюм, на голову повязала косынку, прикрыв шрамы на лбу. |