‑Я шла за тобой. Я беспокоюсь. Я очень беспокоюсь.
– С кем не бывает. Посмотрела бы ты на меня во время гонки. – Он помолчал. А потом вдруг спросил без всякой связи с предыдущим разговором: – Рори был в гостинице, когда ты уходила?
– Да. Я видела его. – Она озадаченно нахмурилась, взглянув на Джонни.
– Он видел тебя?
– Что за странный вопрос!
– Я вообще странный человек. Спроси любого гонщика на треке. Так он видел тебя?
– Конечно. Почему... почему ты так настойчиво спрашиваешь про Рори?
– Я просто беспокоюсь: не хотелось бы, чтобы парнишка таскался ночью по улице и подхватил простуду. К тому же его вполне могут и ограбить. – Харлоу, задумавшись, умолк. – А впрочем, ерунда! Пришло на ум.
– Остановись, Джонни! Остановись! Я знаю, да, знаю, что он с ненавистью смотрит на тебя с тех пор... с тех пор...
– С тех пор, как я покалечил тебя.
– Ох, Боже мой! – По ее лицу было видно, как сильно она взволнована. – Он мой брат, Джонни, но ведь он не я. Что я могу сделать... Ты и сам понимаешь, чем вызвано его недоброжелательство, ведь ты же самый добрый человек в мире, Джонни Харлоу...
– Добротой ни за что не расплатишься, Мэри.
– И все же это так. Я знаю, ты таков. Можешь ты его простить? Можешь так поступить с ним? В тебе так много доброты, больше, чем нужно. Он еще совсем мальчик. А ты мужчина. Разве он может навредить тебе?
– Ты бы видела, как опасен мог быть девятилетний мальчишка во Вьетнаме, когда в его руках оказывалось оружие.
Мэри попыталась подняться со стула. В голосе ее были слезы, слезы блестели и в глазах.
– Пожалуйста, прости меня, – сказала она. – Я не собираюсь тебе мешать. Доброй ночи, Джонни.
Он нежно взял ее руку в свою, и она так и замерла с застывшим в отчаянии лицом.
– Не уходи, – попросил он. – Я просто хотел убедиться.
– В чем?
– Странно, но это уже не важно. Забудем о Рори. Поговорим о тебе. – Он подозвал официантку. – Повторите то же, пожалуйста.
Мэри посмотрела на его наполненный стакан.
– Что это? Джин? Водка? – спросила она.
– Тоник с водой.
– Ох, Джонни!
– Что это ты заладила: «Ох, Джонни, Джонни». – Невозможно было понять по его голосу, было это сказано с раздражением или нет. – Ладно. Ты просишь не беспокоиться, а сама все делаешь, чтобы вывести меня из себя. Хочешь, я угадаю причину твоего беспокойства, Мэри? У тебя есть пять поводов волноваться: Рори, ты сама, твой отец, твоя мать и я. – Она хотела возразить, но он остановил ее жестом. – Можешь забыть о Рори и его ненависти. Через месяц ему все это покажется дурным сном. Теперь о тебе... Только не вздумай отрицать, что тебя не беспокоят наши взаимоотношения: со временем и в них все встанет на свои места. Затем о твоих отце и матери и, конечно, здесь опять речь идет обо мне. Как, все правильно?
– Ты со мной давно так не говорил.
– Ну так что, я прав?
Вместо ответа она молча кивнула.
– Твой отец. Я знаю, он выглядит не очень хорошо, даже похудел. Предполагаю, что это от беспокойства о твоей матери и обо мне, именно в таком порядке.
– Моя мама? – прошептала она. – Откуда ты знаешь об этом? Никто не знает об этом, кроме эксперта Дадди и нас с отцом.
– Предполагаю, что Алексис Даннет тоже знает об этом, ведь он верный друг, но я сомневаюсь, что он слишком уж верен. Мне рассказал об этом твой отец всего два месяца назад. |