В бунгало у них за спиной были слышны звуки приятной беседы, смех, звон бокалов и посуды. Домработница Жулиана постаралась приготовить роскошный традиционный ужин в честь приезда родных Доминика: на столе были и традиционные для северо-запада страны лепёшки акараже́, и креветки ватапа́, и бобовая каша каруру, и даже варёная утка с маниоковым соусом тукупи. В кулинарном деле эта сердобольная женщина была настоящей мастерицей, а за прошедшие годы привыкла заботиться о рассеянном Купере, как о родном. Итан, младший ребёнок Доминика (не может быть, чтобы ему было уже 53!) был очень рад приглашению провести с семьёй недельный отпуск в гостях у отца в Бразилии.

Прислушиваясь к весёлому смеху, с которым Итан с Эбби поедали бразильские деликатесы, запивая их крепкой ароматной кашасой, Купер внезапно осознал, что сын был бы так же точно рад этому приглашению и в прошлом году, и в любом из предыдущих. Но один старый пердун был слишком занят, чтобы подумать об этом. А если и задумывался — обманывал себя извечной мантрой, что «ворчливый дед всё равно никому не нужен», не желая признавать, что за отсутствие крепких семейных связей с родными ему следует благодарить прежде всего себя.

Доминику внезапно захотелось поговорить с сыном о том, что был не лучшим отцом, и сказать многое, чего не успел сказать в своё время. Но в душе он чувствовал, что эта стариковская исповедь нужна лишь ему самому. Сын вырос отличным весёлым мужчиной с честной хорошей работой и прекрасной семьёй. Вырос не благодаря, а скорее вопреки опеке своего горе-папаши. И этот факт уже не изменишь, лопатя прошлое. Можно лишь принести в эту жизнь новые, светлые моменты. Пока все они ещё здесь.

— Знаешь, деда, — произнесла Софи с милой детской непосредственностью. — Папа говорит, что ты уже слишком старый, чтобы лететь в космос. Говорит, что ты глупость придумал не-сус-вет-ную.

В доме позади раздавался весёлый смех Итана, который не подозревал, что дочь беззаботно выбалтывает деду его секреты, не забывая даже пересказать по слогам услышанное ею новое слово. Итан наверняка собирался заговорить об этом сам, подобрав нужный момент и правильные выражения. А может, решил обогнуть эту тему стороной, дабы не спорить с упёртым Купером-старшим. Человек спокойный и рациональный, да ещё и медик по профессии, сын наверняка был уверен, что стариковская блажь всё равно не сбудется — если сам не передумает, то кто-нибудь разумный непременно запретит это безумие.

— А ты что думаешь? — улыбнувшись, спросил Доминик у внучки.

— Думаю, что если даже тебе, такому старому, можно лететь, то и мне можно тоже. Я ведь уже не маленькая. Не хочу ждать, пока окончится вся эта нудная учёба.

— Подожди-ка, вот с этого места поподробнее, — засмеялся он, погладив внучку по кучерявым волосам.

— А ты что, ещё не знаешь? — удивилась девочкой.

С торжественностью, которую наверняка подсмотрела у взрослых, когда те объявляли о важных новостях, она объявила:

— Я ведь уже решила, что когда вырасту — стану капитаном звездолёта, как Саша Тёрнер. Я серьёзным делом хочу заниматься, а не ковыряться у людях в попах, как папа.

Представив, что это услышал бы Итан, гордившийся, что его называют одним из лучших хирургов-проктологов в Далласе, Купер улыбнулся, а сам — цокнул языком и беззлобно (иначе он и не умел) пожурил девчонку:

— Твой папа — большой молодец. Он лечит людей. Спасает им жизни.

— Знаю, — вздохнув, виновато опустила глаза Софи, но всё же возмущенно пробурчала: — Но ведь для этого он у них в попах ковыряется!

Не будь у него новенького кохлеарного импланта, Доминик вряд ли услышал бы отсюда, как дверь дома открывается, после чего Итан с Эбби весело здороваются с пришедшей.