Знай мы заранее, что бы это изменило? Только прожили бы всю жизнь с ощущением, что над нами висит Дамоклов меч.
Бабушка была права. Даже если бы результаты какого-то из обследований выявили редкую мутацию, в результате которой у мамы появился генетический дефект, её всё равно не удалось бы ни вылечить, ни продлить её жизнь.
— Расскажи о ней ещё, — попросила Саша, ощутив, как внутри неё тает огромная ледяная стена, которой она подсознательно отгораживалась от воспоминаний о матери. — Расскажи всё как есть, не приукрашивая. Ведь я никогда её по-настоящему не знала.
— О, Сашенька! Иногда мне кажется, что и я. Всю жизнь я пыталась найти с ней контакт, стать ей по-настоящему близким человеком. Но, боюсь, мне не удалось. Она была очень доброй, хорошей. Любила меня, своего папу, брата. Просто она всё время была где-то далеко. В своём мире. Я часто пыталась вызвать её на откровенные разговоры. Иногда она шла на контакт, задавала мне вопросы. Но эти вопросы были очень необычными, глубокими, мне такие и в голову не приходили в моём детстве. Её совсем не интересовало «что», «где», «когда» — лишь «зачем» и «почему». И, отвечая ей, я видела в глазах дочери… Наверное, разочарование. Словно Лианна понимала, что её глупенькая простушка-мать ничего не смыслит в вещах, грызущих её светлый ум. А ведь я отнюдь не идиотка. Как жаль, что до неё мне было далеко! Быть может, она не отдалилась бы от меня так сильно, если бы чувствовала во мне равную себе по интеллекту.
Саша не прерывала потока воспоминаний бабушки, и та продолжила:
— Эмиль винит в её отчуждённости технику. Говорит, что не следовало устанавливать нейросеть девочке, у которой были особенности в развитии. Но я в такие моменты говорю деду, чтобы помалкивал. Ведь он тогда не был с нами рядом, сбежал от трудностей семейной жизни к молодой грудастой глупышке! А я желала нашей дочери лишь самого лучшего. Хотела, чтобы она поступила в престижный университет и получила работу, которая поможет её потенциалу раскрыться. А для этого, даже в те времена, нужны были эти штуки, как бы подозрительно я к ним ни относилась.
— Так значит, у неё появилась нейросеть?..
— В десять лет. На тот момент это было баснословно дорого. Я едва смогла себе это позволить. Но считала, что делаю ей лучше. Может, твой дед и прав. Может, это лишь ещё больше её от нас отдалило. Твоя мама очень увлеклась этой штукой. Сама её модифицировала, писала для неё какие-то программы. Честно сказать, она в совсем юные годы так во всём этом разбиралась, что я понятия не имела что она там делает. Уже позже я узнала, что она создавала этих своих искинов.
Саше было известно, что в тринадцать лет её мать выиграла грант Gates Foundation на оплату обучения в любом технологическом институте мира, представив на конкурсе разработанный ею образец ИИ, с лёгкостью прошедший тест Тьюринга. Окончив школу, она поступила в Федеральную политехническую школу Лозанны (EPFL), где в 2071-ом её приметил на гостевой лекции Доминик Купер, на тот момент один из самых известных и уважаемых деятелей науки в мире.
Как раз в те годы «Терра Нова» пребывала в лихорадочном поиске специалистов, которые бы смогли разработать достаточно совершенный образец ИИ, чтобы тот взял на себя управление космическим кораблём во время межзвёздной экспедиции. Никто в здравом уме не стал бы рассматривать на роль ведущего специалиста этого направления девятнадцатилетнюю студентку. Но Доминик никогда не мыслил шаблонно.
Саша вновь прокрутила в памяти картину, впервые всплывшую вчера вечером. Мама, сидящая на качели во дворе дома, и весело разговаривающая сама с собой, пока её дочь ворочается в колыбели под присмотром бабушки. Саша догадывалась, с кем Лианна говорила на самом деле.
— Она была помешана на искинах, да? Предпочитала общаться с ними, а не с людьми?
— Можно сказать и так, — нехотя признала старая женщина, недовольно нахмурив брови. |