Когда пришла моя очередь взяться за весло, катоба дружно замотали головами и указали на мушкет. Для них было предпочтительнее, чтобы в данный момент у меня в руках было оружие, а не весло, потому что только в этом случае я мог бы выстрелить сразу.

Несколько дней мы поднимались все выше и выше по течению, держа путь к видневшимся вдали Голубым горам, которые и сейчас казались все такими же голубыми, но больше уже не далекими. Река стала заметно уже, течение здесь было довольно быстрым, и временами нам приходилось причаливать к берегу и, вытащив каноэ из воды, нести их в обход.

К одному из таких мест мы и приближались сейчас. Несколько больших бревен или поваленных деревьев лежали в воде, частично преграждая течение. Огибая препятствие, речные воды яростным потоком вырывались на свободу, и троим гребцам справиться с ними было бы не под силу.

Катоба не стали терять времени на разговоры. Тот, который правил первым каноэ, ловко развернул лодку влево, входя в устье небольшой речушки. Вслед за ним, продвигаясь вверх по течению, мы доплыли до того места, где река начинала мелеть и становилась шире, в конце концов сменяясь какой-то заболоченной местностью. Причалив к берегу, он подал знак выгружать вещи.

— Каноэ — все, — пояснил мне один из них. — Дальше идти.

Мы втащили обе лодки на болото и спрятали там среди зарослей. Вещи сложили так, чтобы их можно было нести, и Диана без колебаний взялась за один из тюков — тот, что был поменьше.

Один из индейцев скрылся в зарослях, возвращаясь обратно к Рапидану. Мы же отправились дальше по еле различимой тропе, что шла вдоль склона горы на юг.

Никто не обращал внимание на того, который покинул нас, так как катоба считали само собой разумеющимся, что он сумеет о себе позаботиться и нагонит остальных позднее, когда появится такая возможность. Было ясно, что он отправился обратно, чтобы выяснить, кто мог следить за нами и вообще был ли там кто-нибудь.

У меня были свои собственные соображения на сей счет, но я вовсе не спешил поделиться ими с остальными. О чем думала Диана, я не знал, не стал и спрашивать.

Одно-единственное имя не шло у меня из головы — имя человека, умевшего мстить и ненавидеть, того, кто никогда не смирится с поражением, того, кто всегда был и неизменно останется нашим врагом.

Макс Бауэр.

Там было темно и неуютно, а разведенный нами костер был слишком мал и предназначался для того, чтобы наспех приготовить ужин. Индейцы о чем-то тихо говорили между собой, и по одному случайно услышанному слову я догадался, что они разговаривают о своем брате.

— Что случилось? — прошептала Диана.

— Тот индеец, который еще не вернулся. Они говорят о нем.

Она промолчала. Поужинав, мы потушили костер. В ночи стройные колонны деревьев полностью слились с темнотой, и лишь в вышине, на фоне усеянного звездами неба четко вырисовывались рваные силуэты крон. Налетел легкий ветерок. Пролетел-пронесся по лесному царству, едва касаясь зашелестевших было листьев, и таким свежим и прохладным был этот ветерок, словно долетел сюда с горных вершин.

Трое индейцев легли спать, а двое остались в дозоре. Некоторое время спустя я тоже начал задремывать, то и дело беспокойно просыпаясь, широко распахивая глаза и прислушиваясь к малейшему шороху.

Мы проснулись на рассвете и, торопливо пожевав вяленой оленины, снова отправились в путь. Тот индеец, что ушел на разведку, до сих пор не объявился.

— Он мертв, — сказал один из катоба, когда я заговорил о нем. — Если он не пришел, значит, он мертв.

— Вы хотите вернуться? Мы тоже пойдем.

— Нет. В другой раз. Всегда остается другой раз.

Мы преодолели перевал близ ущелья Быстрого ручья, спустились в цветущую долину у подножия гор и оттуда снова повернули на юг.