|
— Вечером будет прием в честь послов из Лоени. Постарайся договориться с ними хотя бы на седьмую часть, — сварливо распорядился Витор. — Уж точно не меньше девятой. — Да, ваше величество. — Тсаревич почтительно поклонился и, уже поднимая голову, столкнулся с тсарем взглядом. Что было в письме?! — пылал яростью отцовский. В каком письме? — невинно отвечал ему сыновний. Витор ошибался. В Шаресе было куда больше от него, чем тсарь думал: тот же ум, та же отвага, те же помыслы, те же мечты. Но жизнь изменяет людей куда сильнее крови. И, увы, сами они этого зачастую, не замечают. Рыска и Жар затаив дыхание глядели, как Альк выковыривает пробку из пузырька. Листок с письмом уже лежал, разглаженный, у саврянина на колене. — Может, сначала на краешке попробуешь? — предложил вор. — Вдруг не угадали? — И что — вернемся за другим? — Нет, — вздохнув, согласился Жар, шмякаясь с корточек на попу. — Эх, надо было хоть штучки три прихватить, на всякий случай! — Вот сам бы свечой и поработал, раз такой умный. — Альк сорвал былинку с пушистым колоском и обмакнул его в пузырек. — Я ж не крыса, — удивился вор, не понимая, почему Рыска побледнела и отодвинулась. — Можно было любых взять, наугад. Десяток распихали бы по карманам… — А толку нам с десятой части письма? — Альк вытащил колосок, по-прежнему зеленый, но слипшийся и набрякший. С виду чернила ничем не отличались от обычной воды. — А толку с вообще испорченного? Саврянин упрямо сжал губы в линию и провел травинкой по листку, одним взмахом перечеркивая его, как некогда свою судьбу. Бумага всосала влагу, как песок. Попробовать на краешке по-любому бы не удалось, разве что нарезать письмо на кусочки. Осушенный колосок распушился, и Альк снова потянулся им к пузырьку, но это оказалось излишним. Листок начал темнеть, весь сразу, словно действительно погружаясь в тень. Светлыми остались только буквы. Рыска успела только понять, что написано по-ринтарски, как саврянин поднял бумажку и жадно вчитался. Наблюдать за его лицом оказалось не менее интересно. Сначала оно вытянулось, даже челюсть начала отвисать, но Альк вовремя спохватился и ее подобрал. Затем белокосый (неужели?!) слегка покраснел, хмыкнул и встал, держа листок на вытянутой руке, будто из него, как из окошка, било в глаза солнце. Жар с Рыской тоже вскочили, даже пламя колыхнулось и нетерпеливо затрещало, а позабытый котелок с шипением плюнул в угли закипевшей водой. Саврянин перечитал письмо два раза — Рыска видела, как его взгляд перескакивает с нижней на верхнюю строчку. Потом он вообще остекленел: Альк пытался поверить, что на листке написано именно это. — Ну? Что там?! — приплясывал рядом изнывающий от любопытства Жар. — Покажи! — потеребила саврянина и Рыска. Альк заколебался, но все-таки отдал ей листок — хотя тайна была крупновата даже для сына посла, не то что для простой весчанки. Чтобы разобрать текст, девушке понадобилось втрое больше времени: почерк мелкий, незнакомый, да и волновалась она здорово. За минувшие дни Рыска успела напридумывать столько секретных посланий, что на дюжину сказок хватило бы: и карта старинного клада, и страшный заговор против тсаря, и шпионский доклад… Но такое! — Ой… — сказала девушка, прижимая ладошку к левой щеке. |
