|
Там же Дрова наконец занялись, и дым-туман сменился ровным солнечным жаром. Высохшая трава распрямилась, в ней зажурчали кузнечики, и загудели над цветами дикие пчелы. Ноги коров выжелтило пыльцой: всадники ехали по бездорожью, вдоль неизвестной речушки, почти сплошь заросшей тростниками. Гитара и котелок бренькали в лад. — Но в саврянскую столицу… — нудел Жар. — Это ж далеко как! Рыска молчала, хотя при мысли о стране, населенной одними Альками, ее прошибал холодный пот. Однако с ролью гонца девушка смирилась безропотно. Во-первых, цель наконец-то была правильной и по-сказочному героической, во-вторых, другой ей Хольга не предложила. — Всего-то три-четыре дня от границы, если по прямой. — А до границы сколько? Альк козырьком приставил ладонь ко лбу, скользя взглядом по бликующей под солнцем воде. Речушка почти наверняка впадала в Рыбку, и саврянин как раз прикидывал, стоит ли держаться ее и дальше, не слишком ли петляет. — Вряд ли больше. Может, уже завтра вечером к переправе подойдем. — Так близко?! — вырвалось у Рыски. — Вы договоритесь вначале, далеко или близко, а потом нойте. — Я не ною, — поспешно возразила девушка. В детстве ей казалось, что Саврия находится на краю света, а то и за ним — какой свет такую дрянь вытерпит?! Впрочем, тогда для Рыски и Макополь чем-то сказочным был. А выяснилось — обычный грязный городишко, по сравнению с Зайцеградом чуть ли не веска. — Просто запуталась, где мы. — Мы от границы далеко и не отходили, двигались вдоль нее, немного забирая к югу, — смягчился Альк. — От Мириных Шахт до Рыбки всего десяток вешек было. А отсюда с полсотни, не больше. Рыска вспомнила, как вместе с мальчишками улюлюкала и выкрикивала дразнилки вслед проезжавшим через Приболотье белокосым, и в животе скрутился новый клубок страха. — Нас в Саврии тоже камнями зашвыривать будут, да? — обреченно спросил она у Алька. — Поменьше рот разевай, никто и не догадается, что ты ринтарка, — отмахнулся тот. — А Жар? — Мольцов, как и путников, в любой стране уважают. А если вдобавок блаженным прикинется, вообще прекрасно будет. — Двое блаженных на компанию многовато будет, — не остался в долгу вор. — Ничего, я как-нибудь попытаюсь вас уравновесить. — Благослови тебя Хольга, убогий, — смиренно ответил Жар, осеняя его знаком Богини. Святость оказалась куда лучшим оружием против ядовитого языка белокосого, чем попытки перещеголять его в острословии. — Кончай ты эту несчастную Хольгу поминать! — не выдержал Альк. — Нашел корову отпущения. — Да оно прилипчивое, как не знаю что, — со смешком признался вор. — Как целый день наблеешься: Храни тебя Хольга, во имя Хольги, Хольга с тобой…, так потом само с языка слетает. — Ты уже не в молельне, отвыкай. — А образ?! — шуточно возмутился Жар. — Мне же и в Саврии мольца изображать придется! — Изображай глухонемого мольца. — Ы-ы-ы ы-ы ы-ы, — торжественно, легко переводимо возвестил вор, повторяя знак. Альк махнул на него рукой, впервые на Рыскиной памяти оставив последнее слово не за собой. |
