Изменить размер шрифта - +

    
    
     Мы будем жить вечно,
    
    
     Бесстрашно и вольно,
    
    
     Хотя порой — больно…
    
    
     Хотя порой — лечь бы…
    
    
     Мы будем жить вечно,
    
    
     Где жить невозможно,
    
    
     Развяжем лишь ножны,
    
    
     Расправим лишь плечи.
    
    
     Мы будем жить вечно
    
    
     В обманщицах-сказках,
    
    
     В балладах и красках
    
    
     Картин безупречных.
    
   
   Пик, безумный по скорости и накалу проигрыш — и снова медленно, тихо, как заговор… или молитва:
   
    
     Пусть стелет лёд вечер,
    
    
     Пусть дышат тьмой двери,
    
    
     Но в смерть мы не верим
    
    
     И будем жить вечно…
    
   
   — Тот мужик на щите тоже, наверное, не верил, — ехидно сказал Жар. Песня ему понравилась, не понравилось, как Рыска на певца смотрит. Задурит голову девчонке!
   Как вор и рассчитывал, настроение у подруги разом упало, и в ушах у нее эхом зазвучала совсем иная музыка.
   — А он правда был шпионом? — притихшим голосом спросила Рыска у саврянина.
   Тот продолжал задумчиво перебирать струны, плавно переходя от одного мотива к другому. Гитара словно радовалась проворным пальцам, как застоявшийся в весковом коровнике скакун — опытному наезднику.
   — Возможно. Представь себе, на эшафот иногда попадают и виновные.
   — Да, но… — Рыске подумалось, что такое правосудие еще хуже того, что Альк сделал с разбойниками. Те, по крайней мере, недолго мучились. — Почему нельзя было просто его повесить? Там же женщины были, дети… И все смотрели как на представление! С таким… одобрением. — Девушка содрогнулась. Пожалуй, лицо той горожанки напугало ее больше всего.
   — Люди — занятные существа. — Альк ладонью остановил трепещущие струны и положил гитару на колени. — Они твердо уверены, что зло можно уничтожить, посадив на кол или медленно изжарив на костре. Что оно раскается и исправится, сгнив в вонючей темнице, повисев на дыбе, постояв у позорного столба, лишившись друга или любимой, потеряв смысл существования вместе со зрением, состоянием или честью. И когда оно, втоптанное в грязь, захлебнется собственной кровью, изойдет хрипом, пытаясь дотянуться до торчащего из спины ножа, добро восторжествует.
   — А что тогда со злом делать — по головке гладить? — сердито бросил Жар. Не то чтобы он любил публичные казни, но как не пойти с дружками, хорохорясь, а то и ставки делая, сколько жертва продержится? Особенно если это какой-нибудь душегуб или совратитель, их-то точно не жалко.
Быстрый переход