Если бы она уловила в нём хотя бы искру таланта, то была бы снисходительнее. Но в импровизациях мальчика не было, по её мнению, ничего, чтобы возбудить надежды. То были в основном аккорды, даже не связанные с мелодией; нечто подобное загадочному бесконечному лепету маленьких детей. Но там развивается речь, а здесь? Фанни знала, что слух у неё неважный, но в играх ребёнка ведь можно угадать его призвание.

Она была близка к тому, чтобы потерять терпение, и однажды после домашнего праздника, когда всё время гремела эта оркестрина, Фанни приняла решение. Пьер долго не засыпал, жаловался на головную боль. Когда он наконец успокоился, Фанни вернулась в гостиную, чтобы задержать родителей Пьера и объясниться с ними. Необходимо запретить или, по крайней мере, сильно ограничить его импровизации на фортепьяно. В противном случае он может заболеть, и кто знает, как это обернётся.

Родители встревожились, но не так сильно, как хотела бы Фанни. Мать прошептала: «Спаси его, боже, от зла». А отец только сдвинул свои густые брови.

— А что, если это искра божья? — сказал он, подняв на Фанни добрые светло-голубые глаза. — Не будем ли мы виноваты, если не дадим ей разгореться?

Её лицо пылало, но она не сдавалась.

— Если это так, — ответила она Илье Петровичу, — то регулярные и неутомительные уроки музыки, которые он впоследствии получит, обнаружат всё скрытое. Но во всём нужна мера, особенно там, где есть пылкий характер и… неукротимое воображение.

С этим родители согласились. Илья Петрович поблагодарил Фанни. Но только не было определено, где эта мера — граница между недозволенным и допускаемым. Александра Андреевна сама охотно пела и играла — ещё одно радостное и вредное для Пьера впечатление.

6

Он помнил приготовления к рождеству, когда старшие сёстры приезжали на каникулы. В доме натирали полы, меняли на окнах шторы, в комнатах пахло хвоей. Двери парадного зала накануне сочельника заперли: там стояла разубранная ёлка, там были подарки.

Занятия на время прекратились. Мадемуазель Фанни была вовлечена во все предпраздничные игры и хлопоты: кроила, шила, каталась с детьми в санях, выслушивала секреты старших девочек.

Когда же наступали сумерки, она спешила их сократить и сама зажигала свечи, чтобы у детей не портились глаза и не было пустого времени. И — чтобы ни у кого не замирало сердце. Она собирала своих воспитанников вокруг стола и рассказывала разные истории.

Одну из них он отчётливо запомнил.

— В Париже проживал молодой человек, un jeune homme, вместе со своей матерью. Состояния у них не было, и наш молодой человек всё думал, как бы разбогатеть. К сожалению, многие его знакомые играли в карты, и наш бедный мосье Поль приходил на эти сборища. Но он не принимал участия в игре — это разбило бы сердце его матери, — а только следил за игрой горящими глазами.

Игроки чаще всего проигрывали, но были счастливцы, которым везло. К ним принадлежал приятель мосье Поля, служивший с ним в одном полку. Ему стало жаль нашего героя. «Умеешь ли ты хранить тайну?» — спросил он однажды у Поля. «О, будь уверен!» — «В таком случае…» И счастливый игрок открыл Полю, что на окраине города живёт женщина, которая знает верную карту: кто ни поставит, непременно выиграет. Наш бедный Поль отправился туда.

Он ожидал увидеть старую, злую колдунью с крючковатым носом и бородавкой на щеке. Но к нему вышла простая, славная старушка, даже несколько похожая на его мать. Она не стала спрашивать, зачем он пришёл, а сразу сказала: «Mon cher ami, у каждого игрока есть своя карта, и у вас также.