…А если тайны нет? Просто красивая женщина в старинном наряде. Хитроумный художник придал глазам особенное выражение. Он владел секретом: глаза портрета словно следят за тобой…

Нет, нельзя допустить и мысли, что всё здесь объяснимо. Столько мук, терзаний — и всё напрасно?

Ах! Шорохи и шептание усилились. Тайна близится. Но что это? Какое странное шествие! Тени окружают и поддерживают тень; привидения ведут привидение. Рой древних старух ведёт хозяйку дома к широкой кровати с балдахином. Они вкрадчиво шепчут ей что-то, увещевают, перебивают друг друга, не умолкают. И вновь голоса их сходятся. Уж не отпевают ли они её? «Благодетельница наша, свет наш матушка…» — в плачущем миноре. Эта фантастическая отходная сливается с другими ночными звуками. Тот же ритм. Другой размер. Перебои сердца укладываются в этот ритм, но не сливаются с ним.

Суеверная старуха страшится своего ложа, похожего на катафалк. Шёпот приживалок не успокаивает, а гнетёт. Они ведут графиню к широкому, глубокому креслу, и она в своём шлафроке и высоком чепце с лентами так и падает на сиденье.

…А если тайны нет? Обыкновенная зажившаяся на этом свете старушонка. И приживалки, состарившиеся вместе с ней. А легенда о трёх картах — всего лишь анекдот, рассказанный картёжниками, которые сами не верят ни единому слову.

О, только не это! Пусть будет ещё страшнее, но тайна должна быть.

Зловещее шептание ровесниц пугает и Пиковую Даму, она прогоняет их. Они удаляются медленно, тихо, но не переставая шептать свои заклинания, они-то всё знают. Есть тайна, есть!

3

«Я как теперь всё вижу…»

Но сцена в спальне графини — это не только Герман. Это ещё и сама Пиковая Дама, её душа.

Партия старой графини была поручена Марии Александровне Славиной. И она была сильно озабочена своей ролью.

Ей, молодой и красивой, перешедшей в театр из балета, привыкшей чаровать на сцене и в жизни, — и вдруг играть древнюю старуху! Сколько ей? Девяносто? Право, это даже нелюбезно со стороны композитора!

Славиной приходилось изображать на сцене пожилых женщин — например цыганку Азучену, мать трубадура Манрико. Но Азучена не так стара — ей позволяется быть гибкой и восхищать своим густым, низким голосом.

Но как сыграть Пиковую Даму? Совсем скрюченной, неподвижной, с трясущейся головой? Как петь, если голова трясётся? И каким голосом петь — полным или приглушённым? Охота была композитору сочинить вокальную партию для полутрупа!

Но певицу беспокоил и другой важный вопрос: кто она, в сущности, эта Пиковая Дама? Колдунья или обыкновенная женщина? Встречала ли она этого Сен-Жермена? Действительно ли знает тайну трёх карт? Герман может принимать её за кого угодно, но эту партию петь не ему, а певице. Должна же она знать, кого изображает. Если колдунью, то, может быть, она сбросит с себя несколько десятков лет? Для колдуньи всё возможно. А голос жалко ломать — роль довольно большая.

— Голос не надо ломать, — сказал ей Чайковский. — Это выйдет грубо. Достаточно нескольких внешних резких черт.

— Но она колдунья?

— Вовсе нет. Но и обыкновенной женщиной её не назовёшь.

— А этот Сен-Жермен? Он существовал?

— Разумеется. Он был изысканный шулер. Графы не пренебрегали этим ремеслом. И графини также.

— А откуда же легенда?

— Люди охотно изобретают легенды. Особенно игроки.

— Хорошо, что действие переносится в прошлый век, — задумчиво сказала певица. — В наше время уже не найдёшь таких легковерных людей.

— Их и теперь сколько угодно.

— Но чем она живёт, такая дряхлая женщина? Что её занимает?

— Разумеется, её прошлое.