– Постараемся. Конец связи.

– Конец. – Боцман устало вздохнул и лег на землю, закрыв глаза. – Теперь остается только молиться.

Немного отлежавшись, Адриано показывал на его флягу на поясе: на четвереньках подполз к нему, сказал:

– Пожалуйста, пить. Немного пить.

Хохлов протянул ему флягу. Адриано жадно припал к горлышку.

– Э‑э, парень, ты полегче! Сколько нам еще тут сидеть – неизвестно. – Боцман отобрал у итальянца флягу.

– Брависсимо, – улыбнулся ему Адриано. – Вы ходить как… – он жестом изобразил прыгающего кузнечика, – как летать.

– Ничего, ты тоже так научишься, – обнадежил его Боцман. – Это дело наживное.

* * *

Обложили меня хорошо, можно даже сказать – профессионально. Я лежал под корягой, зарывшись в землю, а пространство вокруг меня было наполнено воем. Сверху на голову сыпались щепки и труха.

Ну вот и все – добегался, докричался! Сколько их там, этих людей, которые сейчас стреляют по моему пню? Трое, пятеро, семеро? Сейчас они сомкнут кольцо и возьмут меня живым. Мне даже застрелиться нечем – ни одного патрона не осталось! Может, ножом живот вспороть, как это делают японские самураи? Я представил себе это отвратительное зрелище и внутренне содрогнулся. На крайний случай есть способ получше…

Ну вот, выстрелы приближаются, пора действовать. Я достал из подсумка лимонку, крепко сжал ее в одной руке, другой, свободной, осторожно отогнул усики кольца. Главное сейчас – не спешить. Я еще все успею: успею вспомнить Настену с Ольгой, – им скажут, что папа погиб на военных сборах во время учений, успею помолиться напоследок, успею крикнуть им что‑нибудь типа: «Русские не сдаются» или «Козлы вы все!». Перед смертью суетиться нельзя…

И вдруг сверху надо мной что‑то звонко лопнуло, и я увидел огненный след – похоже было на метеорит, сгорающий в плотных слоях атмосферы. Но я‑то знал, что это не метеорит, а неуправляемый ракетный снаряд, НУРС, выпущенный из‑под крыла боевого вертолета. Значит, кто‑то из наших сумел связаться с авиацией! «Эх, высоко взяли, ребята, мне бы их огонь скорректировать, да рации нет!»

Склон метрах в ста от меня разорвался, земля мелко задрожала, сверху густым дождем посыпались листья.

Стрельба по моему пню сразу прекратилась. Ага, вот теперь‑то «чехам» уже не до меня. Им бы самим из‑под обстрела живыми уйти.

«Давайте, ребятки, давайте, побыстрее сделайте еще один заход!» – взмолился я.

Вертолетчики словно услышали мои мольбы. Не прошло и минуты, как вверху опять что‑то лопнуло. На этот раз к склону устремились сразу два НУРСа.

Я вжался в землю. Сверху густым потоком заструилась земля, покатились камни – снаряды вызвали настоящий обвал: даже при том, что я находился под прикрытием пня, землей меня присыпало как следует.

Неожиданно наступила тишина. Меня всегда поражают такие вещи: только что пространство вокруг выло, стонало, жужжало, шуршало и тебе казалось, что этому аду не будет конца, – и вдруг все смолкло. Сидишь, и тебе кажется, что ты совсем оглох. Птицы не поют, насекомые не зудят, даже листья на деревьях не шуршат. Но пройдет несколько минут, и пространство вокруг снова наполнится шумом, но уже совсем другим, мирным: робко попробуют свои голоса птицы, застрекочут кузнечики, зашумит, как будто ничего и не было, листва.

Я отряхнул с головы землю и приподнялся. Склон выше меня был обезображен до неузнаваемости: вывороченные с корнем и поломанные деревья и кусты, на месте падения снарядов – большие воронки.