- Заблудились? - подозрительно спросили из-за забора. - И сколь вас там, заблудившихся?

    - Двое, - ответила Маша честно. - Я и вот… молодой человек… Пустите нас, пожалуйста, холодно очень!

    - А откуда будете? - продолжал допрашивать хозяин дома.

    - Я из Верхнешвейска, а он… - Маша умолкла, ожидая, что ее спутник сам представится, но тот повел себя вовсе неожиданно.

    Отступив назад, мужчина произнес невыносимо надменным тоном (Маша такого никогда не слыхала, разве что в театре, когда давали пьесу из древних времен, чтобы заклеймить пороки феодального общества):

    - Эй, любезный! Отопри-ка ворота, не привык я со смердами перекрикиваться!

    Как ни странно, суровый хозяин не возмутился, загромыхало железо - то ли замок, то ли засов (Маша еще подивилась - от кого запираться в лесу?), - скрипнули петли, и ворота распахнулись. За ними обнаружился здоровенный бородач в необъятной мохнатой шубе, не иначе, из цельной медвежьей шкуры. В руках бородач держал какую-то странную штуковину, при взгляде на которую Машин спутник вдруг напрягся и дальше уже следил за движениями хозяина дома очень внимательно.

    Собаки, стоило Маше со спутником войти на двор, обежали их по кругу и теперь держались позади. Девушка едва сумела их рассмотреть: зверюги оказались огромные! Та, что побольше, - ростом Машиному спутнику чуть не по пояс, мохнатая, серо-белая, похожая на оживший сугроб, с медвежьими лапищами и башкой. Вторая - поменьше, темно-серая, со злыми глазами на волчьей морде.

    - Вы, господин, вижу, из благородных будете, - с неожиданным уважением обратился бородач к мужчине. - Уж не обессудьте, что осторожничаю, ночь на дворе, а люди всякие попадаются…

    Тот в ответ только фыркнул, потом смерил бородача холодным взглядом и спросил:

    - Ты кто таков будешь?

    Маша подивилась: и как не стыдно так разговаривать с человеком намного старше себя! А тот-то как странно себя повел: взял вдруг, стащил шапку (странную штуковину, правда, не опустил), и сказал:

    - Яреуком звать. Яреук Лесник.

    - Что лесник, я догадался, - хмыкнул мужчина. - Ну, любезный Яреук, можешь удостовериться - я безоружен. И опусти самострел, не ровен час, тетива сорвется!

    - Не сорвется, - проворчал тот, но штуковину свою опустил. - Пожалуйте в дом, господин.

    - А почему вы его называете господином? - полюбопытствовала Маша.

    - Дык а как же иначе? - удивленно покосился на нее бородач. - Сразу видать - благородный господин, разве ж можно иначе?..

    Маша ничего не поняла. Почему господин? Какой-такой господин и причем тут благородство? Это понятие в Машином разумении означало проявление высокой нравственности, честности и вообще возвышенности…

    - Проходите, господин, - бородач изобразил что-то вроде поклона. Посмотрел на Машу: - И ты, девка, проходи, неча мерзнуть!

    Маша послушно прошла в дом. Там было жарко натоплено, сразу захотелось скинуть тулуп и валенки, но она стеснялась раздеваться без приглашения.

    Чудно только, что вместо привычного яркого электрического света помещение освещалось какими-то странными огоньками. Свечи, вот что это такое, сообразила Маша. Неужто дом находится так далеко в лесу, что тут нет даже лампочек Вождя? Или просто авария на подстанции и завтра свет дадут? Но все равно –- почему свечи, неужели нет керосиновой лампы?

    - Время позднее, - сказал лесник, пристраивая свою штуковину (самострел, вот как она называлась!) на крюк, вбитый в стену.