– Я так понимаю, ты был среди нашей публики, – сказал доктор Талое. – Вполне сочувствую твоему желанию снова посмотреть представление, но мы будем к твоим услугам не раньше вечера – а к вечеру надеемся быть в некотором удалении отсюда.

Гефор, встречавший меня возле Зала Правосудия, в обществе толстяка, женщины с голодными глазами и прочих, казалось, и не слышал его. Он смотрел на меня, бросая порой взгляды на Доркас с Балдандерсом.

– Он ранил тебя? Вывернул суставы, и я увидел кровь твою, алую, точно на Троицын день… Какая ч‑ч‑честь для тебя! Ты тоже служишь ему, и служение твое выше моего!

Доркас, покачав головой, отвернулась. Великан молча смотрел на Гефора.

– Ты, безусловно, понимаешь, – сказал доктор, – что все это было лишь театральным представлением.

(Я, помнится, подумал, что, если б публика не забыла об этом в нужный момент, когда Балдандерс спрыгнул со сцены, нам пришлось бы разрешать довольно сложную дилемму.) – Я понимаю больше, чем ты думаешь – я, старый капитан, старый лейтенант, старый кок на своем старом камбузе, варящий суп, похлебку для умирающих зверушек! Мой повелитель реален, а где твои армии? Где империи твои? Да источит ли настоящая рана фальшивую кровь? Где сиянье шелка волос? Где сила твоя, когда кровь ушла в землю? Я, старый к‑к‑капитан старого, дряхлого судна – с матросами, чернеющими на фоне серебра парусов, и Угольной С‑с‑скалой за кормою – соберу ее в стеклянную чашу!

Пожалуй, здесь стоит отметить, что в то время я не обращал внимания на заикание Гефора, хотя память моя позволяет теперь зафиксировать его на бумаге. Он пел, он бурлил словами, брызжа слюной сквозь бреши в зубах. Возможно, тугодум Балдандерс понимал его. Доркас же, я уверен, он казался слишком отталкивающим, и она вряд ли разобрала хоть что‑нибудь. Она стояла, отвернувшись, точно от альзабо, с чавканьем и хрустом вгрызающегося в падаль. Ну, а Иолента вообще не вслушивалась в то, что не касалось ее лично.

– Ты сам можешь видеть, что этой женщине никто не причинил вреда. – Доктор Талое встал и спрятал денежный ящик. – Мы всегда рады побеседовать с тем, кто оценил по достоинству наше представление, но, боюсь, нам пора за работу. Ты позволишь?..

Теперь, беседуя исключительно с доктором, Гефор снова надел шапку, надвинув ее почти до самых бровей.

– Штивка? В ней никто не сравнится со мною, старым с‑суперкарго, шипчандлером, старым стюардом и с‑с‑стивидором! Кто еще вставит орех обратно в скорлупу, кто поместит птенца обратно в яйцо? Кто уложит обратно в кокон, свисающий с ветки, словно опустевший с‑с‑саркофаг, выпорхнувшую из него б‑б‑бабочку? Я свершу это ради моего повелителя! Я буду следовать за господином моим в‑в‑всюду, куда ни направит он стопы свои!

Я лишь кивнул, не зная, что на это сказать. В тот же миг Балдандерс – видимо, уловив из сказанного, что пора паковаться – снял задник и принялся сворачивать его. Гефор с неожиданным проворством упаковал декорацию для Палат Инквизитора и смотал провода прожекторов. Доктор Талое взглянул на меня, словно говоря: «Что ж, теперь ты отвечаешь за него – так же, как я за Балдандерса».

– Таких на свете множество, – сказал я. – Они наслаждаются болью, их тянет к нам, как обычного человека тянуло бы к Доркас с Иолентой.