Матушка Мастиф развела руки, признавая свое поражение.

– О, Боже, ну почему это не обычное домашнее животное, кошка или санифф? Что ест это маленькое чудовище?

– Не знаю, – признался Флинкс, вспоминая голод, который почувствовал ночью, и решив немедленно что‑нибудь предпринять. Он сам был голоден и лучше многих других понимал значение этого слова. – Разве змеи обычно не хищники?

– Этот очень похож на хищника, – сказала она.

Флинкс, наклонившись, осторожно провел пальцем вдоль края пасти змеи, заставляя ее раскрыться. Змея открыла один глаз и с любопытством поглядела на него, но не возражала против вмешательства. Матушка Мастиф затаила дыхание.

Флинкс осмотрел пасть.

– Зубы такие маленькие, что я не могу сказать.

– Вероятно, она глотает пищу целиком, – сказала матушка Мастиф. – Я слышала, так поступают все змеи, хотя это не обычная змея и я не стала бы ничего утверждать ни о ней самой, ни о ее диете.

– Я узнаю, – заверил ее Флинкс. – Если тебе сегодня не нужна в магазине помощь…

– Помощь, ха! Нет, иди, куда хочешь. Только убедись, что эта штука уходит с тобой.

– Я поношу ее по рынку, – возбужденно сказал Флинкс. – Может, кто‑нибудь узнает и скажет, что это. Наверно, кто‑нибудь видел таких.

– Я бы не стала на это ставить, мальчик. Она скорее всего с другой планеты.

– Я тоже так думал. Разве это не интересно? Как же она сюда попала?

– Наверно, принес кто‑то, злой на меня, – негромко сказала матушка Мастиф. Потом громче: – Трудно сказать. Это редкое животное, и его владелец обязательно объявится.

– Посмотрим. – Флинкс знал, что змея останется там, где она сейчас, на его плече. И это правильно. Он постоянно чувствовал волну удовлетворения от нее.

– И я узнаю, что она ест, – добавил он.

– Давай. Кстати, задержись с ней и на вечер. Ко мне придут к ужину важные покупатели. Их направила Торговая Ассоциация, их интересуют некоторые наши крупные предметы, вроде стола из мирвуда. Так что забирай эту штуку, – она указала дрожащим пальцем на змею, – и не возвращайся раньше десяти. Тогда я подумаю, впустить ли вас снова в мой дом.

– Да, мама, спасибо. – Он подбежал, чтобы поцеловать ее. Она попятилась.

– Не подходи ко мне, мальчик. Пока это чудовище спит у тебя на руке.

– Он тебе не повредит, мама. Правда.

– Я была бы увереннее, если бы об этом сказала и сама змея. Теперь иди, убирайся, чтобы я вас обоих не видела. Если нам повезет, у нее проснется инстинкт дома и она улетит.

Но Пип не улетел. И не проявлял никаких признаков, что хочет отправиться куда‑то в другое место Сообщества. Оставался на плече мальчика.

Бродя по рынку, Флинкс поразился: его способность чувствовать эмоции других многократно усилилась, хотя не было больше таких изолированных взрывов, как накануне ночью. Восприимчивость усилилась как по напряжению, так и по ясности, однако оставалась такой же непредсказуемой, как и раньше. Флинкс подозревал, что его новый любимец имеет какое‑то отношение к этой перемене, но понятия не имел, как тот действует, как вообще не понимал действия своего Дара.

Если бы найти кого‑нибудь, кто опознает змею! Конечно, он мог бы запросить информацию через свой домашний терминал, но все запросы автоматически регистрируются в Центре, и он опасался, что запрос о таком редком животном вызовет любопытство властей. Флинкс предпочитал не действовать по официальным каналам. Он усвоил мнение матушки Мастиф о правительственных чиновниках, которая располагала их где‑то между плесенью и флермами, населяющими захламленные переулки.

Теперь Флинкс знал многих постоянных обитателей рынка.