Все было переговорено -
а все не то.
Вот тут его и замотало от окна к двери и обратно, по пять часов в день и по шесть. Это он бежал искать помощи.
Сколько жил Ефрем и где ни бывал (а не бывал он только в главных городах, окраины все прочесал) - и ему и другим всегда было ясно, что от
человека требуется. От человека требуется или хорошая специальность или хорошая хватка в жизни. От того и другого идут деньги. И когда люди
знакомятся, то за как зовут, сразу идет: кем работаешь, сколько получаешь. И если человек не успел в заработках, значит - или глупой, или
несчастный, а в общем так себе человечишко.
И такую вполне понятную жизнь видел Поддуев все эти годы и на Воркуте, и на Енисее, и на Дальнем Востоке, и в Средней Азии. Люди
зарабатывали большие деньги, а потом их тратили - хоть по субботам, хоть в отпуск разом все.
И было это складно, это годилось, пока не заболевали люди раком или другим смертельным. Когда ж заболевали, то становилось ничто и их
специальность, и хватка, и должность, и зарплата. И по оказавшейся их тут беспомощности и по желанию врать себе до последнего, что у них не рак,
выходило, что все они - слабаки и что-то в жизни упустили.
Но что же?
Смолоду слышал Ефрем да и знал про себя и про товарищей, что они, молодые, росли умней своих стариков. Старики и до города за весь век не
доезжали, боялись, а Ефрем в тринадцать лет уже скакал, из нагана стрелял, а к пятидесяти всю страну как бабу перещупал. Но вот сейчас, ходя по
палате, он вспоминал, как умирали те старые в их местности на Каме - хоть русские, хоть татары, хоть вотяки. Не пыжились они, не отбивались, не
хвастали, что не умрут, - все они принимали смерть спокойно. Не только не оттягивали расчет, а готовились потихоньку и загодя, назначали, кому
кобыла, кому жеребенок, кому зипун, кому сапоги. И отходили облегченно, будто просто перебирались в другую избу. И никого из них нельзя было бы
напугать раком. Да и рака-то ни у кого не было.
А здесь, в клинике, уж кислородную подушку сосет, уж глазами еле ворочает, а языком все доказывает: не умру! у меня не рак!
Будто куры. Ведь каждую ждет нож по глотке, а они все кудахчут, все за кормом роются. Унесут одну резать, а остальные роются.
Так день за днем вышагивал Поддуев по старому полу, качая половицами, но ничуть ему не становилось ясней, чем же надо встречать смерть.
Придумать этого было - нельзя. Услышать было - не от кого. И уж меньше всего ожидал бы он найти это в какой-нибудь книге.
Когда-то он четыре класса кончил, когда-то и строительные курсы, но собственной тяги читать у него не было: заместо газет шло радио, а
книги представлялись ему совсем лишними в обиходе, да в тех диковатых дальних местах, где протаскался он жизнь за то, что там платили много, он
и не густо видал книгочеев. Поддуев читал по нужде - брошюры по обмену опытом, описания подъемных механизмов, служебные инструкции, приказы и
"Краткий Курс" до Четвертой главы. Тратить деньги на книги или в библиотеку за ними переться - находил он просто смешным. Когда же в дальней
дороге или в ожидании ему попадалась какая - прочитывал он страниц двадцать-тридцать, но всегда бросал, ничего не найдя в ней по умному
направлению жизни.
И здесь, в больнице, лежали на тумбочках и на окнах - он до них не дотрагивался. И эту синенькую с золотой росписью тоже бы не стал читать,
да всучил ее Костоглотов в самый пустой тошный вечер. |