|
- Ну, я тогда колоть не дам. Но Зоя уже не слушала и, постукивая пальчиком по пустой кровати Оглоеда, спросила: - А где Костоглотов? (Ну надо же! - как Павел Николаевич верно схватил! Костог-глод - Оглоед - точно!) - Курить пошел, - отозвался Демка от двери. Он все читал. - Он у меня докурится! - проворчала Зоя. Какие же славные бывают девушки! Павел Николаевич с удовольствием смотрел на ее тугую затянутую кругловатость и чуть на выкате глаза - смотрел с бескорыстным уже любованием и чувствовал, что смягчается. Улыбаясь, она протянула ему термометр. Она стояла как раз со стороны опухоли, но ни бровью не дала ронять, что ужасается или не видела таких никогда. - А мне никакого лечения не прописано? - спросил Русанов. - Пока нет, - извинилась она улыбкой. - Но почему же? Где врачи? - У них рабочий день кончился. На Зою нельзя было сердиться, но кто-то же был виноват, что Русанова не лечили! И надо было действовать! Русанов презирал бездействие и слякотные характеры. И когда Зоя пришла отбирать термометры, он спросил: - А где у вас городской телефон? Как мне пройти? В конце концов можно было сейчас решиться и позвонить товарищу Остапенко! Простая мысль о телефоне вернула Павлу Николаевичу его привычный мир. И мужество. И он почувствовал себя снова борцом. - Тридцать семь, - сказала Зоя с улыбкой и на новой температурной карточке, повешенной в изножье его кровати, поставила первую точку графика. - Телефон - в регистратуре. Но вы сейчас туда не пройдете. Это - с другого парадного. - Позвольте, девушка! - Павел Николаевич приподнялся и построжел. - Как может в клинике не быть телефона? Ну, а если сейчас что-нибудь случится? Вот со мной, например. - Побежим - позвоним, - не испугалась Зоя. - Ну, а если буран, дождь проливной? Зоя уже перешла к соседу, старому узбеку, и продолжала его график. - Днем и прямо ходим, а сейчас заперто. Приятная-приятная, а дерзкая: не дослушав, уже перешла к казаху. Невольно повышая голос ей вослед, Павел Николаевич воскликнул: - Так должен быть другой телефон! Не может быть, чтоб не было! - Он есть, - ответила Зоя из присядки у кровати казаха. - Но в кабинете главврача. - Ну, так в чем дело? - Дема... Тридцать шесть и восемь... А кабинет заперт, Низамутдин Бахрамович не любит... И ушла. В этом была логика. Конечно, неприятно, чтобы без тебя ходили в твой кабинет. Но в больнице как-то же надо придумать... На мгновение болтнулся проводок к миру внешнему - и оборвался. И опять весь мир закрыла опухоль величиной с кулак, подставленный под челюсть. Павел Николаевич достал зеркальце и посмотрел. Ух, как же ее разносило! Посторонними глазами и то страшно на нее взглянуть - а своими?! Ведь такого не бывает! Вот кругом ни у кого же нет! Да за сорок пять лет жизни Павел Николаевич ни у кого не видел такого уродства!.. Не стал уж он определять - еще выросла или нет, спрятал зеркало да из тумбочки немного достал-пожевал. Двух самых грубых - Ефрема и Оглоеда, в палате не было, ушли. |
