Окошко в карете было открыто, и внутрь попадал свет уличных фонарей. Эзме и Куинн молчали. Куинн сидел в углу, в тени. Эзме видела его лицо, лишь когда карета поворачивала. Она понимала, что ему больно, но Куинн, подобно многим мужчинам, старался не показывать виду.
Эзме тоже решила не спрашивать, как он себя чувствует, и не упоминать обстоятельств, приведших к его ранению. Ей хотелось признаться ему во многом, В том, какое облегчение она испытала, услышав его голос, когда их с Катрионой обступили полупьяные дружки Рамсли. Хотелось поблагодарить его за заступничество. Правда, был миг, когда она очень испугалась. Ей показалось, что Куинн либо убьет Рамсли, либо сам серьезно пострадает. Но она прекрасно помнила, что случилось в последний раз, когда они остались наедине в карете, и не рискнула ни хвалить его, ни порицать.
Наконец, они подъехали к дому графа Дубхейгена.
Лакей распахнул дверцу и так воззрился на Куинна, словно у того вырос второй нос.
— Поцарапался в гостях, — беззаботно заметил Куинн, выпрыгивая из кареты и протягивая Эзме руку.
У парадной двери их ждал такой же ошеломленный Максуини.
— Вам что-нибудь нужно, милорд? — шепотом спросил дворецкий. — Бинты, бальзам или… еще что-нибудь?
— Нет, ничего не нужно. Ложитесь спать, Максуини.
Эзме решила, что и она не станет никому рассказывать, как Куинн получил рану. Слуги все равно скоро обо всем узнают.
— Да, вид у него ужасный, но ведь это всего лишь нос, — сказала она, широко улыбнувшись. — Надеюсь, он получил урок и больше не будет задираться в гостях!
— Д-да, миледи, — ответил ошеломленный дворецкий.
Что бы ни думал Куинн о своей ране, Эзме решила, что не оставит его одного сегодня ночью. Она слышала о ранах, которые на первый взгляд казались незначительными и поверхностными, но заканчивались летальным исходом! Она посидит с Куинном, чтобы убедиться, что его жизни ничто не угрожает.
Навстречу им спешили взволнованные камердинер и горничная.
— Можете идти, — обратился Куинн к камердинеру. — Сегодня я сам о себе позабочусь.
Камердинер поспешил в крыло для слуг с явным облегчением. Куинн же зашел к себе в спальню, даже не оглянувшись на Эзме.
— Вы тоже можете идти, — сказала Эзме горничной.
Девушка охотно повиновалась.
Эзме открыла дверь в комнату Куинна.
Глава 17
Спальня Куинна оказалась обставлена с поистине восточной роскошью. Здесь было много резной мебели темного дуба, массивная кровать под золотистым парчовым балдахином, тяжелые золотые бархатные шторы на окнах, толстый ковер на полу и бронзовые подсвечники, в которых ярко горели высокие белые свечи. В камине тоже пылал огонь; в комнате плясали тени.
Куинн круто развернулся к ней:
— Эзме?! Что вы здесь?..
Закрыв за собой дверь, она заговорила сухо и деловито:
— По-моему, надо вызвать доктора или аптекаря! — Эзме решила, что Куинну не понравится, если она начнет его жалеть. — Иногда раны в области лица и головы кажутся незначительными, но приводят к серьезным последствиям…
— Пустяки! — отмахнулся он.
Эзме обрадовалась. Значит, она верно угадала — он действительно не выносит лишней суеты.
— Случалось, меня ранили и хуже.
— Возможно, но тогда меня не было рядом с вами, и я не несла за вас ответственность.
— Я не умираю, а вы не несете за меня никакой ответственности! — возразил он, поворошив кочергой поленья в камине. Огонь разгорелся еще ярче. — Если вам хочется поиграть в сестру милосердия, поищите себе другого пациента!
— Я не хочу играть в сестру милосердия, как вы это называете, но, поскольку я изображаю вашу жену, ответственность за ваше здоровье лежит на мне. |