|
Или обедать. Что мы собирались делать, в действительности было известно одному только Жигулину -- нашему вождю и организатору всех наших передвижений. Маленький Эдвард сообщил, что Жигулин уже заказал для нас столик, но что все места заняты, и мы на очереди, и столик освободится только через сорок минут минимум, а вернее всего, через час. "Почему бы нам не поехать в другое место? -- предложил я. -- У нас же есть машина". -- Все посмотрели на меня, как на сумасшедшего. "Ты хочешь уйти из "Эксцесса"? -- спросил Ричард, пораженный. -- Но мы должны дождаться Сашу?.." -- быстро добавил он, увидев, что я с критической усмешкой разглядываю внутренности "Эксцесса" и их содержимое. Уйти из "Эксцесса"? Какой ужас!.. Небольшое пространство вокруг бара было битком набито телами, и несчастные посетители должны были прижимать свои дринки крепко к груди, чтобы не разлить их в момент, когда очередной пришелец протискивал свое тело между другими телами. Дальний край толпы терся спинами и боками о первые столики и стулья ресторана и о спины и локти поздно обедающих других "претендэрс" -- выпендрежников. Метрдотель -- мордастый парень в черном жилете и черных брюках выкрикнул "Лейбовиц!" и тотчас убежал в кухню. Толпа засуетилась, и сразу несколько человек ринулось к столикам из толпы. Метрдотель опять появился и растерянно уставился на сразу нескольких Лейбовицев, нагло глядящих на него. "Столик на двоих? -- переспросил мордатый, заглянув в книжку. -- А вас? -- Он пересчитал столпившихся перед ним лейбовицев. -- Пять". Оказалось, что один Лейбовиц был фальшивый, и с ним были двое друзей. Настоящий Лейбовиц показал мордатому мэтру свои водительские права, и ненастоящий Лейбовиц был изгнан, хитрец, обратно в толпу. "Полным полно претендэрс", -- обратился я к Ричарду, вздохнув. Ричард кивнул, но, разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы покинуть модный в этом сезоне "Эксцесс". "Хочешь квайлюд?" -- прошептала Эвелин, вернувшаяся из туалета. "Хочу", -- заявил я, и она горячей рукой сунула мне в руку квайлюд. Я бросил квайлюд в рот и, с трудом протиснув руку вниз, толпа сдавила нас еще сильнее, пожал благодарно горячую руку драг-дилера. "Выпьем?" -- предложил я команде. "Выпьем", -- согласился Ричард, записывая что-то в записную книжку. Книжку он небрежно положил на плечо маленького Эдварда, который затих, очевидно, с нетерпением ожидая обещанных "френд-герлс". Я заглянул в книжку. Ричард писал стихи! Мы протиснулись к бару и заняли единственно доступное более или менее место -- у входа в бар. Доступным оно было потому, что официанты все время сновали в бар и из бара и, очевидно, привыкнув к жесточайшим условиям труда в "Эксцессе", не всегда оповещали стоящих на их дороге посетителей о своем приближении. В результате пиво маленького Эдварда, за которое после некоторого всеобщего замешательства заплатил я, выплеснулось ему на тишот. Эвелин тоже пригубила пиво, я и Ричард пили джин-энд-тоник, становилось душно. Все более душно, говоря точнее, потому что вначале тоже было плохо. Ричард, взяв джин-энд-тоник, протискался постепенно, поскребывая ручкой голову, к входной двери "Эксцесса", и мне от бара было видно, что он уселся там в нише окна за дверью и продолжил сочинение поэмы. Может быть, поэма была об "Эксцессе". Эвелин, таща за собой сквозь толпу свою сумку, опять отправилась в сторону туалета. Мы с маленьким Эдвардом остались вдвоем, прижатые друг к другу животами. "По-моему, она ходит в туалет колоться, -- сказал маленький Эдвард. -- Героином, я думаю, или героином с кокаином. Прошлый раз, когда она вернулась из туалета, рукав ее рубашки был в мокрых пятнах на сгибе, как кровь. |
