Представим себе, что у Марины Петровны такая же ситуация. И я был избран на роль возбудителя ревности и любви в гражданине Белоусе. Тогда я – жертва. И все это очень некрасиво.
Я поймал себя на том, что подхожу к случившемуся как юрист. А почему бы и нет? Ведь надо же разобраться. Мне предстоит защищать свою честь, свое достоинство, свое положение, и лучше уж быть готовым ко всему.
Раз так, рассмотрим еще одну версию. Допустим, Марина Петровна… перепутала комнату или постель. Ничего сверхневероятного в этом нет: она ведь тоже выпила. Сколько, я точно не помню. Это похоже на скабрезный водевильчик, но чего не бывает на свете…
Я чертыхнулся про себя: как все мелко, скандально. С какого боку ни копни – скользко… И надо же было случиться такому именно со мной. Ведь и никому из остальных мужиков не было бы так худо, как мне.
Беда в том, что я прокурор. Прокурор!
В голове путаница. А на душе так тяжело, что я даже не позвонил домой, жене, хотя делал это каждый раз, находясь в командировке.
И второй день конференции оказался для меня скомканным. Я был разбит физически: опять бессонная ночь, думы, думы… О Даше, о детях, о себе.
До начала конференции забежал в прокуратуру и занес Зарубину свое объяснение. Степан Герасимович быстро пробежал его глазами и вызвал своего помощника по кадрам Авдеева.
– К материалам Измайлова,– протянул он бумагу, над которой я трудился полночи.– Не тяните, Владимир Харитонович.
Авдеев, упорно избегая смотреть на меня, коротко ответил:
– Слушаюсь.– И, повернувшись, прошел к двери, на ходу бросив мне: – Как кончится, а я думаю, часикам к четырем вы закруглитесь, жду.
Он вышел.
– Мне можно идти, Степан Герасимович?
– Да. Проверкой займется Авдеев…
Я пошел на заседание.
Мои опасения, что уже просочились какие-нибудь слухи, не оправдались. Никто меня не расспрашивал, не смотрел подозрительно. Конференция закончилась в три часа, все разошлись. Одни стремились успеть еще сегодня побегать по магазинам, другие – поскорее добраться домой. Я попросил забронировать мне билет на сегодняшний поезд…
…Владимир Харитонович Авдеев был постарше меня. Начинал он тоже в районе, был следователем, потом прокурором следственного отдела в облпрокуратуре, а последние пять лет работал старшим помощником прокурора области по кадрам.
Обычно словоохотливый, на этот раз Авдеев вел себя довольно сухо. Я подробно рассказал ему, как все произошло.
Наверное, мне придется рассказывать об этом еще не раз. И я про себя горько усмехнулся: приходится привыкать к новой роли.
Владимир Харитонович задал несколько вопросов. Довольно щекотливых и поэтому не очень приятных для меня.
– Вы много выпили?
– Скажу точно. Стакан шампанского в вагоне и стопку домашней наливки в гостях у Белоус. Причем все это происходило в течение довольно длительного времени…
– В общем, не много для мужчины.– Авдеев подумал.– И вы говорите, что вас разморило, потянуло спать?
– Перед этим я не спал всю ночь,– сказал я.
Все походило на допрос. И меня это задевало. Авдеев спокойно продолжал:
– Вы не знали Белоус до этого?
– Нет.– И тут не удержался: – Владимир Харитонович, я же все изложил подробно. Мне кажется, на языке у вас вертится вопрос: скажи, мол, Измайлов, что было у тебя с этой гражданкой на самом деле? Верно?
– Нет,– ответил Авдеев.– Зачем вы так, Захар Петрович?– покачал он головой.
– А я бы задал такой вопрос.
Он устало вздохнул. Я пожалел, что стал кипятиться. И уже миролюбиво спросил:
– Когда Зарубину передали заявление Белоуса?
– Вызвали в обком с конференции. |