Изменить размер шрифта - +
Если бы он дал слабину и сознался в том, что его жизнь действительно стала нуждаться в опоре извне, тогда все это стройное здание, возведенное им в усердии и труде, рухнуло бы и обратило его единственное утешение — суверенное уважение к себе — в руины обломков проигранной жизни.

 

Стихотворение «Элизабет» было закончено. Формой оно напоминало хвалебные оды, как их писали при итальянских вельможных домах периода Ренессанса. В стихи, воспевавшие одинокую, неудовлетворенную, никогда не любившую красивую женщину с жестокой повадкой обращения с мужчинами, Мартин вложил все свое искусство притягательного манерного стиля и безупречно чистого языка. Говорилось в стихах о бесконечно тонко запутанных, язвительно жалящих настроениях одиноких бессонных ночей, когда жаркие руки сжимают пылающие виски и каждое движение и каждая мысль похожи на сдерживаемые, хриплые крики отчаяния, любовной тоски и терзаний. Неутихающие муки большого художника по утраченной, но наполненной страстью жизни подспудно и томительно пронизывали стихотворение.

В эти дни Мартин навестил артистку в ее будуаре. Стихотворение он написал крошечными буковками на маленьком листочке бумаги, свернул листок и спрятал в букете цветов. Этот букет он преподнес Элизабет.

Она игриво поблагодарила и заговорила о планах на лето. Уже много лет она имела обыкновение бесследно исчезать каждый раз в летние месяцы, внезапно пускаясь в поездки без всякой цели, в которых ее не пугали даже самые дальние расстояния. Ее можно было неожиданно встретить в Альпах в долине Энгадин, потерять потом из виду и получить от нее через несколько дней привет из Норвегии или с острова в Северном море.

— А вы? — спросила она неожиданно. — Вы опять поедете в свой невыносимо скучный Люцерн или любимый Церматт?

— Нет, Элизабет.

— Быть не может! Ну, значит, в Сен-Мориц?

На мгновение Мартин задумался.

— Вы еще помните, — спросил он затем, — ту сказку, что я читал в прошлом году у Буркхарда?

— А-а, это про замок любви в самом северном из морей, где князья викингов справляли свои буйные разбойничьи оргии с убийствами? Я как будто припоминаю башню, где до самых верхних зубцов долетают брызги прибоя, и красный корабль с изображением дракона — вы никогда ничего подобного не писали, чтобы было так возмутительно дерзко и вместе с тем прекрасно. Но почему вы сейчас о том вспомнили?

— Просто я подумываю посетить этот замок в самом северном из морей и буду завтра просить даму, которую я люблю, сопровождать меня туда.

Ясные глаза поэта странно затуманились и с затаенным огнем блуждали по легкой благородной фигурке девушки. Она поняла лишь половину из того, что было сказано. Однако смутилась и не смогла долго выдерживать взгляд поэта.

— Вы сказочник! — воскликнула она со смущенной улыбкой. Далее ее начало терзать жуткое любопытство. — Но захочет ли дама отправиться с вами?

— Этого я не знаю.

— А если она не захочет?

Мартин был бледен и тяжело дышал.

— Она захочет, — возбужденно произнес он. — Она хочет этого, даже если и скажет «нет». И даже наверняка она скажет «нет». Тогда я стану ее уговаривать, я шепну ей на ухо то самое колдовское слово старых викингов, от которого у женщин вскипает кровь, они делаются сладострастными и жаждут любви и смерти.

Поэт дрожал, с трудом одолевая внезапно вспыхнувшую страсть, и недозволенные, пугающие слова уже готовы были сорваться с его уст, а безумные мысли неудержимо перескакивали с одной на другую и неслись в бездну хаоса. Элизабет смотрела на жесткое, возбужденное лицо поэта; она никогда не видела его таким — всегда ровный, улыбающийся, молчаливый. Вся сдерживаемая страсть и все скрываемое страдание открыто проступали сейчас сквозь тонкие черты лица его, истерзанного резкими морщинами и складками.

Быстрый переход