Галина, поглядывая на Повзло в зеркало заднего обзора, спросила:

– А что у тебя, Николай, за «особое мнение»?

– Я считаю, что Алена…

– Хватит! – рявкнул Обнорский. – Хватит… Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что фактически выносишь ей приговор своим «особым мнением»?

Повзло не ответил. Нахохлился, как воробей, и стал смотреть в окно, в скучный черно белый пейзаж… В Борисполь приехали к началу регистрации. Галина проводила их до той черты, которая четко отделяет провожающих от пассажиров. Поцеловала Колю и Родиона, долго смотрела на Обнорского.

– Что ты, Галка? – спросил он.

– Ничего… Когда теперь встретимся?

– Не знаю. Может быть, летом… в Крыму?

– Тебе это не нужно, – сказала она. – Ты стал другим, Андрей. Ты изменился.

Обнорский неуверенно спросил:

– Почему? Почему я изменился?

– Не знаю. Скажи, у тебя там, в Питере, женщина?… Господи! Что я говорю? Конечно, у тебя там женщина. И, вероятно, не одна.

– Галя, послушай…

Она не хотела слушать. Она отодвинулась и сказала:

– Командировка закончилась, ты летишь домой. Лети, гусар. Желаю тебе удачи. Пока.

Андрей смотрел, как она уходит, и в этом была некая необратимость, некая фатальность, в которую не очень хочется верить… Но и не верить в нее было нельзя. Обнорский покачал головой, повернулся и пошел к стойкам регистрации.

***

Галина вышла из здания терминала на улицу. Холодный ветер хлестанул по лицу сырой моросью, прижал к коленям юбку. Не оглядываясь, она быстро двинулась на стоянку, к своему «опелю». Села в машину, пустила движок и включила печку. Достала из сумочки сигареты и телефон… Закурила… С минуту смотрела сквозь покрытое моросью стекло. Потом вытерла глаза и взяла в руки телефон.

Через две машины от «опеля» стояла скромная «пятерка». Мужчина в салоне «пятерки» засек, что Галина взяла телефон. Посмотрел на часы и засек время.

Потом выбрался со стоянки и поехал в Киев. Он постоянно поглядывал в зеркало, ожидая появления на трассе красного «мазка». Дождался, добавил газу, до самого города так и ехал впереди «опеля». Человека звали Александр Зверев.

***

Станислав Гвоздарский вышел из квартиры своей любовницы на Броварском проспекте. Уже больше двух лет он был в розыске, жил с чужими документами…

Первое время это здорово давило на психику, и Гвоздь свалил в Чечню. Там тоже оказалось не сладко, и как только москали в девяносто девятом начали активные боевые действия, он вернулся обратно на Украину. Уже с новыми документами на имя Поддубного Матвея Сергеевича. В Днепропетровске один «умелец» закатал в скулы Гвоздя вазелин, и теперь Гвоздь приобрел несколько азиатские черты лица.

Страха влететь за старые – двухлетней давности – подвиги уже не было. Но за два года накопилось столько новых, что Гвоздарскому иногда приходило в голову: от чего бегаю то? От соучастия, где всего сроку года на три по максимуму… А пока бегаю, уже набрал лет на пятнадцать! А может, и больше. Гвоздарский вышел из квартиры, внимательно прислушался, ничего интересного не услышал и вызвал лифт. В ожидании лифта и во время спуска он фальшиво насвистывал.

Бампер в бампер к его «шестерке» стояла неказистая «тойота хайэйс». В салоне, за тонированными стеклами, сидели четверо мужчин. Когда Гвоздь вышел из подъезда, один сказал:

– Ну вот он… Смотри, Павло, он или нет?

Второй мужчина присмотрелся и уверенно ответил:

– Да не, не он.