Обнорский произнес свой монолог, усмехнулся… Встал и прошелся по номеру, остановился у окна. За окном были сумерки, правый берег Днепра горел тысячами огней, работающий телевизор рассказывал о митингах и демонстрациях, сотрясающих Украину. Андрей повернулся к Звереву, сказал:

– Я не знаю, что делать… Найти Слепого, наверно, можно. Но ведь он ничего не скажет.

Зверев стряхнул пепел с сигареты, собрался было ответить, но у Обнорского запиликал телефон… Звонил полковник Перемежко.

– Андрей Викторович, – сказал он, – извини, что не смог раньше – работы полно. Справочку про твоего Слепого я подготовил…

– Спасибо, – сказал Обнорский.

– Но это еще не все… помнишь, ты интересовался одним человеком? Гвоздарский его фамилия.

– Это который в бегах?

– Был в бегах. Теперь, благодаря тебе, мы его взяли.

– Поздравляю.

– Особо не с чем. Плохо взяли… Этот гад изменил внешность, ребята заменжевались и засомневались: он – не он? А этот сучонок схватился за гранату.

– Ну? – спросил Обнорский.

– Граната, к счастью, не взорвалась.

– Так слава Богу!

– Так то оно так, но урод все равно в больнице… – сказал Перемежко.

– Почему? – изумился Обнорский. Перемежко помолчал немного, потом сказал:

– Ребята сгоряча, на нервах, помяли его… в общем, сам понимаешь.

– Понятно, – протянул Обнорский.

Он действительно понимал, что при задержаниях бывает всякое, что нервов опера сжигают очень много, и преступника, который схватился за гранату, могли не только искалечить, а и убить.

– Состояние у него тяжелое. Врачи говорят: может и помереть.

– Сожалею, – сказал Обнорский.

– Жалеть его, урода, не стоит, – ответил Перемежко. – А ты знаешь, почему я тебе это говорю?

– Почему, Василий Василич?

– Он хочет встретиться с вами, Андрей Викторович. С нашими следаками говорить не хочет, а с Обнорским, говорит, мне есть о чем потолковать… перед смертью.

– Это он так сказал? – спросил Андрей.

– Да, это он так сказал. Вы согласны?

– Согласен ли я? – спросил Обнорский, удивляясь самой постановке вопроса. – А что – такая встреча возможна?

– Я, Андрей Викторович, звоню тебе не по своей инициативе… Инициатива исходит от руководства.

«Вот оно что, – подумал Обнорский. – Ребята напороли с задержанием, а раненый (возможно – умирающий) бандит представляет для них какую то ценность… Что– то они хотят у него получить. Но он не идет на контакт. Заявляет, что будет говорить только с неким приезжим журналистом… Что движет им – раскаяние? Страх?»

– Андрей Викторович, – напомнил о себе Перемежко.

Задумавшийся Обнорский откликнулся:

– Да, да, Василий Василич… я слушаю вас.

– Так вы готовы?

– Конечно.

– Очень хорошо. Но вы, наверно, догадываетесь, что будут некоторые условия…

– Диктофонная запись разговора?

– Да, – ответил Перемежко. – Мы позволим вам сделать эксклюзивное интервью, но на двух условиях. Первое вы уже знаете: диктофонная запись, которая поступает в распоряжение следствия. Второе условие – конфиденциальность. Та информация, которую сообщит вам Гвоздарский, не может быть обнародована без согласия МВД.

Андрей задумался, потом сказал:

– Василий Васильич, мою предстоящую беседу с Гвоздарским вы сами назвали эксклюзивным интервью… Понятие интервью предполагает право журналиста на обнародование.