За полчаса до встречи Обнорскому из Симферополя позвонил «афганец» Серега.

– Андрей Викторович, – сказал он, – потолковал я тут с людьми насчет Слепого… Ты ведь его к «делу Горделадзе» примеряешь?

– Точно так.

– Похоже, правильно примеряешь. Был тут у нас некто Грек. Отморозок, псих. Так вот этот Грек по пьяни хлестался, что ездил по заданию Слепого в Киев. А там, под Киевом, они закопали какого то жмурика… жмурик без головы. Как тебе такой расклад?

– Весьма. А когда это было?

– Когда он об этом трепался, или когда они жмурика закапывали?

– Когда закапывали, конечно.

– В октябре.

– А поточнее не скажешь?

– Извини…

– Понятно. А в контакт с этим Греком нельзя войти?

– Седьмого ноября Грек дал дуба от передозировки… как тебе такой расклад?

– Не очень, – кисло сказал Обнорский.

– Мне тоже, – ответил Сергей. – Но только вот что я тебе скажу: Грек то героином не баловался. Анашу курил, пил, но никогда в жизни не ширялся. Не было такого… А за день до его смерти из Киева опять прилетел Слепой. И они тут на пару гуляли. Вот так, Андрей Викторович.

– Спасибо, Иваныч. Ты даже не представляешь, какой ты мне подарок сделал.

– С тебя пол литра, – сказал Серега и засмеялся. – Если еще чего нарою – позвоню.

Андрей рассказал Звереву о странной смерти Грека. Сашка хмыкнул и ответил:

– Все в цвет: первого ноября они закопали Горделадзе. Потом Грек по пьяни трепанул языком, а уже седьмого «помер от передоза». Все сходится, Андрюха… Ладно, поехали к Отцу.

В приемной борца с оргпреступностью паслись братаны. «Почти наверняка, – подумал Андрей, – у каждого из них в кармане лежит удостоверение помощника депутата». В Питере в середине девяностых такими ксивами обзавелись все авторитетные пацаны. У одного депутата от очень либеральной и очень демократической партии было сразу четыре таких помощника.

Ровно в шестнадцать тридцать Обнорского и Зверева пригласили в кабинет народного избранника. Андрей уже слышал от Повзло о роскоши, с которой оборудован кабинет, но тем не менее был удивлен. Особенно впечатляли два огромных аквариума.

А хозяин кабинета уже внимательно изучал визитеров, сидя за огромным столом. Он был, кажется, слегка напряжен, но выглядел уверенно и внушительно.

Обнорский представился сам, представил Зверева. Матецкий буркнул нечто вроде: очень приятно. Взаимностью ему не ответили.

– Прошу присаживаться, – сказал он. Обнорский и Зверев опустились на стулья.

– Красивые у вас аквариумы, – сказал Зверев.

– Аквариумы? Да, красивые… Для релаксации, знаете, полезно. Приходишь, замотанный делами, включаешь свет… – Отец нажал невидимую кнопку, и аквариумы, подсвеченные изнутри, погасли, вода в них стала темной. Внутри ощущалось какое то движение, какая то тайная жизнь, но понять, что там, в темени, происходит, было нельзя. Колыхались массы водорослей и смутные мелькали тени… Отец снова нажал кнопку – вспыхнул свет. – Включишь свет и наслаждаешься… душой отдыхаешь.

– А что за рыбки то у вас? – спросил Зверев.

– Рыбки то? Рыбки называются пираньи. – В аквариуме серебрились пузырьки всплывающего воздуха, зеленели растения и ходили невзрачные на вид рыбешки… Отец снова щелкнул выключателем – аквариумы погрузились во мрак.