На следующий день Зверев вылетел в Москву, Обнорский – в Симферополь. В Борисполь их отвез человек, присланный Краюхой – молчаливый мужик с наколками на руках. Из аэропорта Обнорский сделал звонок полковнику Перемежко.

– Василий Василия, – сказал он, – пленочку то прослушали?

– Прослушали, Андрей Викторыч.

– Ну и как? Не изменили своего мнения?

– Относительно чего?

– Относительно возможности опубликовать рассказ Гвоздарика?

– Решения в данном случае принимаю не я.

– Этажом выше?

– Тремя этажами выше, Андрей.

– Понятно, Василий Василич… а как здоровье Гвоздарского?

– Помер Гвоздарский, господин журналист. Сегодня утром.

– Вот так?

– Вот так.

– Как же это он без санкции тех, кто тремя этажами выше? – зло спросил Андрей… Гвоздарский был бандит, убийца… наемник, воевавший против нас в Чечне. Жалеть его не стоило. Но все еще стояло перед глазами монголоидное лицо Гвоздя, еще звучал в ушах голос: матери сообщи, Араб… матери сообщи моей. Как же он без санкции то?

– Личная недисциплинированность, Андрей Викторович, – ответил Перемежко. – Вы еще что то хотели у меня спросить?

– Нет, больше я ничего не хотел спросить у вас, господин полковник, – сказал Андрей. – Я, напротив, хотел кое что вам сообщить.

– Слушаю вас, – официальным голосом произнес Перемежко.

– Коли вы уже прослушали кассету, то знаете, что Горделадзе держали в инструментальном складе Таращанского моторного завода.

– Со слов Гвоздаря. Других доказательств нет.

– Есть. Если вы направите своих людей в Таращу, то в помещении бывшего инструментального склада найдете доказательство.

– Какое? – быстро спросил Перемежко.

– Отсчитайте шестнадцать кирпичей от левого дальнего угла склада. И шестнадцать же от пола. На стене есть текст, исполненный Горделадзе собственноручно. Передавайте привет «тремя этажами выше», полковник.

***

В Симферополе термометр показывал плюс десять и ничто не напоминало о зиме. Ветер нес над летным полем легкую, почти невидимую пыль с запахом керосина и сухой травы. Низкое солнце било в глаза, заставляло щуриться.

Обнорского встретил уже знакомый водитель Игорь. Сказал, что Сергей Васильевич сейчас занят, освободится часам к десяти вечера, отвез Андрея в гостиницу «Москва». Времени было полно. Андрей принял душ, попил кофе в баре и пошел прогуляться по городу. Он бесцельно бродил по улицам и, можно сказать, отдыхал – в отличие от Киева, в Симферополе он не ожидал провокаций или нападения… Одновременно он работал, выстраивал свой предварительный, устный доклад Соболеву. Это было нетрудно: вот уже полтора месяца Андрей жил «делом Горделадзе». Он держал в голове десятки фамилий, адресов, телефонов и дат. Он как бы видел лица всех (или почти всех) участников этой драмы: начиная от дочек близнецов Георгия Горделадзе, заканчивая холеным лицом руководителя аппарата кабинета министров. На некоторых, кого он не видел сам, Обнорский смотрел глазами Повзло или Каширина. Вместе с Родионом он изучал пачки распечаток телефонных разговоров, беседовал с вором Краюхой, матерью Георгия Лесей, пил пиво с темным человечком Вайсом… Он видел яму в лесу, под Таращей, и отсеченную руку Горделадзе в боксе из нержавеющей стали. Он очень многое видел.

В Симферополе был вечер – тихий, теплый, мирный. Андрей стоял на мосту через Салгир, смотрел в мутную воду, и картина произошедшего сложилась у него в голове ясно и полно. Он выщелкнул в воду окурок, проследил за траекторией, описанной красным огоньком… в этот момент зазвонил телефон.